Николай Помяловский. "Мещанское счастье"

Здравствуйте, дорогие читатели. Всем весеннего настроения и жажды познания!  Прочли ли вы новеллы Сергея Довлатова? Согласны ли с тем, что «…наши свойства, достоинства и пороки извлечены на свет божий чутким прикосновением жизни…»?  Трудно не согласиться! Только с живым и живущим человеком происходит всё. Сегодня мы познакомимся с писателем, который, как бы ни парадоксально это звучало, напомнил мне Сергея Довлатова. Он жил в девятнадцатом веке. Был современником Тургенева, Достоевского, Чернышевского, Некрасова. Возможно, не уступал им по таланту и творческому потенциалу. Но его имя не часто звучит в этом списке. И современные читатели вряд ли сходу назовут имя Николая Герасимовича Помяловского, его произведения. А ведь именно он ввёл в наш язык слово «бурса» в значении — палочное воспитание, тупая муштра. Его «Очерки бурсы» о жизни воспитанников духовного училища открыли читателям дверь в неведомое.

Увы, мы слишком расточительны, потому что слишком богаты. Русская литература зажгла столько звёзд, что мы порой любуемся только самыми яркими. Звезда Помяловского вспыхнула и погасла очень быстро. Двадцать восемь лет жизни очень мало для писателя-прозаика. Помяловский не погиб на дуэли, как Пушкин и Лермонтов, не сгорел от чахотки, как Добролюбов —  он умер от гангрены в Обуховской больнице, больнице для бедных (помните «Левшу» Лескова?), куда попал после очередной белой горячки (алкогольного психоза). Впервые приступ этой пагубной болезни случился у него в феврале 1861 года, когда журнал «Современник» опубликовал его первую повесть «Мещанское счастье»; она так понравилась Некрасову и другим членам редакции, что Помяловскому заказали продолжение, предложили стать сотрудником журнала и заплатили немалый гонорар. Как тут было не загулять, не закутить с друзьями!

Николай Герасимович Помяловский жил в то время, когда слова «разночинец» и «мещанин» употреблялись в своём исходном значении. Сегодня «мещанство», «мещанский» — синонимы слов «безвкусица», «пошлость», «узость взглядов», «интеллектуальная неразвитость». В девятнадцатом веке это слово значило буквально: «человек, состоящий в мещанском звании». В этом звании состояли горожане, мелкие домовладельцы, ремесленники. А еще были купцы, духовенство, крестьяне. Вместе с мещанами все эти сословия именовались «разночинцы». То есть — разные чины, «неблагородные», не дворяне.

Помяловский, в полном смысле этого слова, был мещанином и разночинцем. Сын дьячка кладбищенской церкви должен был продолжить дело отца. Получить приход и зарабатывать на жизнь отпеванием, церковными требами и милостью прихожан. Дорога была проторена — духовное училище, «бурса», где его по собственным подсчётам выпороли четыреста раз, были и другие наказания: стояние часами на коленях, оставление без обеда, лишение посещения семьи. Потом духовная семинария, ожидание места, безденежье.

Возможно, он и стал бы священником, если бы не журнал «Современник». Самый популярный и читаемый журнал в России. Конкуренцию ему составляли лишь «Отечественные записки». Статьи Добролюбова и Чернышевского в «Современнике» во многом определили его выбор.

Что же это за повесть — «Мещанское счастье»? Какое оно — счастье мещанина? Чем оно отличается от «дворянского» счастья?

«Егор Иванович Молотов думал о том, как хорошо жить помещику Аркадию Иванычу на белом свете, жить в той деревне, где он, помещик, родился, при той реке, в том доме, под теми же липами, где протекло его детство. При этом у молодого человека невольно шевельнулся вопрос: “А где же те липы, под которыми прошло мое детство? — нет тех лип, да и не было никогда”», — так с прямого ответа на этот вопрос начинается повесть.

Действительно, у сына слесаря Егора Молотова по определению не может быть фамильной усадьбы, парка с липовой аллеей, но что должно было случиться, чтоб он почувствовал себя несчастным?

Помяловский подробно рассказывает историю вполне счастливого человека. Егорка не помнил мать, но отец очень любил его, между отцом и сыном было особое понимание, прочная связь. Даже то, что слесарь иногда напивался и побивал сынишку, не портило их отношений. Егорушка любил отца и прощал его. После смерти отца Егор попадает в иную социальную среду. Его берёт к себе на воспитание одинокий профессор Василий Иванович. Егорушка заменяет ему семью. Жизнь круто меняется, в прежнюю уже нет возврата. Учёба в гимназии, потом в университете, небольшое наследство от профессора помогают ему занять место секретаря в усадьбе Аркадия Ивановича Обросимова на весьма выгодных условиях с хорошим жалованьем. Аркадий Иванович очень любезен с Егором, общается с ним на равных, как с образованным человеком своего круга. В усадьбе у Егора завязываются романтические отношения с воспитанницей и крестницей Обросимовых — Леночкой Илличовой. Она простая девушка неблагородного происхождения, но получила воспитание и образование в доме своих благодетелей. Дочь Обросимова — Елизавета Аркадьевна насмешливо называет Елену и подобных ей «кисейными созданиями», она считает, что у них недостаточный уровень образования и плохой вкус, для счастья им достаточно фунта конфет и шёлковое платье. Аркадий Иванович в диалоге с дочерью благородно защищает Леночку, просит дочь деликатно отзываться о ней. Егор, ставший свидетелем этого разговора, составляет своё мнение:

«Она, кажется, не такая, — думал он, — если она неразвитая, так развейте; не можете, нельзя, так не троньте».

Тем не менее, он мысленно ставит себя на одну ступень с господами: у него есть право судить, кто развит, кто не развит. Леночка ему явно не ровня. А приятельские и доверительные отношения с Аркадием Ивановичем высоко поднимают его самооценку.

С небес на землю он падает в один миг. Случайно подслушанный разговор Аркадия Ивановича и его жены всё расставляет по своим местам. Он узнал, что его считают плебеем, которому из милости оказывают покровительство. Супруги Обросимовы с брезгливым высокомерием обсуждают его дурные манеры и низменный вкус: манишки носит даже в будни, слишком много ест, потому что не видел «порядочного блюда».

Мгновенно рушится образ интеллигентных великодушных людей с широкими демократическими взглядами. Перед нами нормальные господа, которые образовывают, развивают и наряжают прислугу ради собственного комфорта, чтоб находиться в приличном обществе. Помяловский снайперски точно попадает в болевую точку. Не возносись! Не мни о себе слишком много. Не доверяй словам, которые тебе говорят в глаза. Не отрекайся от своего сословья. Ни образование, ни господская одежда не сделают тебя господином. Забудешь об этом — тебе напомнят: 

 «Все они — и дворянин, и купец, и семинарист — отвернулись от своих собратий: “О, как там пошло все!.. дичь какая!” Откуда эта антипатия к родной грязи, которую человек только что успел от себя отскрести?» 

В новой жизни, которую самолюбивый и амбициозный мещанин Егор Молотов собирается прожить независимо, без покровителей, полагаясь лишь на собственные силы, ему не раз придется вспомнить то, о чём Помяловский говорит в самом начале повести:

«Положение человека, живущего в чужой семье в качестве ли учителя, секретаря, компаньона, приживальщика, в большей части случаев стеснительное, зависимое от нанимателя и кормильца. “Я тружусь, следовательно, независим, сам себя знаю и ни пред кем не хочу гнуть спины” — такая истина редко имеет смысл в наших обществах. Протекцию, деньги, поклоны, пронырство, наушничество и тому подобные качества надобно иметь для того, чтобы добиться права на труд; а у нас хозяин почти всегда ломается над наемщиком, купец над приказчиком, начальник над подчиненным, священник над дьячком; во всех сферах русского труда, который вам лично деньги приносит, подчиненный является нищим, получающим содержание от благодетеля-хозяина».

Да, вот так, дорогие читатели! Прошло почти два века, а слова забытого гениального русского писателя Помяловского по-прежнему актуальны. Кто-то хочет со мной поспорить? Жду ваши комментарии.

Ольга Кузьмина. 21 апреля 2025 года