Ольга Форш. "Сумасшедший корабль"

Приветствую вас, уважаемые читатели! Как вам понравилось наше ретро-путешествие в эпоху конца семидесятых прошлого века? Во времена физиков-сантехников и автомобилей «Жигули»? А не отправиться ли нам подальше, скажем, в первые два десятилетия двадцатого века, в город Петроград? Туда мы поплывём на «Сумасшедшем корабле» ленинградской писательницы Ольги Дмитриевны Форш. Не пугайтесь! Никакие сумасшедшие к нам в компанию не попадут. Речь идёт о творческих людях: писателях, художниках. Хотя… Гениальность – тоже отклонение от нормы. Прекрасное безумие, как и любовь.

Сумасшедший корабль – это своеобразный ковчег, общежитие писателей и художников, Дом искусств – Диск, открытый в 1919 году при содействии Горького и Чуковского. Это коммуна, на примере которой мы можем понять, каким было бы государство, если бы во главе его стояли писатели и художники. Они живут в эпоху победившей революции, правда, эта революция не имеет ничего общего с Марксом и Энгельсом, штурмом Зимнего и залпом «Авроры». Это революция духа. И они вовсю пользуются её плодами – абсолютной свободой, ну, и ещё кое-чем:

«Впрочем, кроме писателей, здесь жили портные, часовых дел мастера, совслужащие и огромный штат бывшей ерофеевской прислуги, которая, по ходячей легенде, заделала куда-то в стены пресловутое «ерофеевское серебро».

В надежде найти это новое «золото Рейна», после особо экзотической получки пайка, состоящего из листов лавра и душистого перца, обитатели дома с голодным блеском в глазах бросались выстукивать коридоры».
 

Ну и что! Художник должен быть голодным! Сытость убивает талант.

«Все жили в том доме, как на краю гибели».

В их комнатах печки-буржуйки давно уже превратились в домашнюю скотину, которую постоянно нужно чем-то кормить. Художница Котихина живёт в одной из комнат.

«Ей было холодно, в комнате минус два, и своего белоголового сына по прозвищу Одуванчик она послала на добычу топора, чтобы, расколов очередной подрамник, растопить им буржуйку».

Не найдя топора, она просто с размаху садится на подрамник – дрова готовы. Конечно, чуть позже к ней заявится комендант, чтоб оштрафовать за незаконную колку дров в помещении. Запрещённую Рождественскую ёлку для своего ребёнка художница украшает папильотками из телеграмм, которые ей шлёт влюблённый в неё художник Либин. От брака её предостерегает Долива.

«Прозаик Долива приветствовала освобождение женщины от кухни, деторождения и супружеских уз и клялась быть на страже, чтобы помочь своим сестрам нового пролетарского сознания не впасть в старое рабство».

Долива – это сама рассказчица, Ольга Форш.

Мы будто попадаем перевёрнутый мир коммунальных кухонь, примусов и сковородок, где было бы комфортно героям Зощенко, Ильфа и Петрова. Чего только сто́ит история, с которой начинается повествование об этом удивительном доме! Некий старичок, к которому никак не приходила смерть, решил сделать шаг ей навстречу. Он взобрался на крышу дома, чтоб спрыгнуть вниз, но замешкался. Зрители жаждали продолжения. Появился милиционер:

«Юный службист, памятуя параграф об охране жизни граждан, стремительно выхватил свой наган и воскликнул:

– Если кинешься – застрелю!

И тотчас старик, повинуясь парадоксальным рефлексам, перемахнул через крышу, подмял под себя двух рабфаковцев, удачно стукнулся черепом о панель и умер».

Конечно, главной в этом доме является не материальная, а духовная жизнь. Только здесь утром, когда вы выходите из умывальной на кухню, вас могут окликнуть:

«– Эй, послушайте, подойдите. Поговорим о Логосе».

А как вам разговор писательских детей о Гоголе с социальным подходом?

«– Ну, кто, по-твоему, будет Чичиков?

– А черт его знает кто. Ты знаешь?

– Я знаю. Чичиков был инвалид. Он то и дело звал Петрушку себе снять сапоги».

Быть интеллигентным человеком нелегко. В любой момент к тебе могут нагрянуть и отобрать мебель, которая, впрочем, никогда не была твоей:

«– Довольно, попользовалась интеллигенция. Пусть пользуется пролетариат».

Но самые хозяйственные из интеллигенции могли снять чехлы с диванов и кое-что из них себе пошить. Спать они могли на книгах – единственном, что у них ещё осталось. Даже замёрзшая зимой канализация не остановила движение их мысли:

«Из форточек выпадали или коробки от бывших конфет с каким-то увесистым вкладом, или просто отлично перевязанные крест-накрест пакеты. Пакеты нередко попадали в прохожих.

Однажды пакет в синей «сахарной» бумаге ушиб сторожа Катова. Катов отметил, чья именно форточка, и в порядке дня, при обсуждении кухонных распрей и дел, поставил «пакет» на повестку».

Резолюция была простой:

«– Нет, это не ихнее. Это может быть только от кого из бывших. Ну, бывшие, понятно… все-таки не одни книги, они вещи припрятали. А вещи – не книги. У наших же, что в самих себе, что из себя, – весу нет».

Роман Ольги Форш – это роман с ключом к шифру. Её современники знали, что Гаэтан – это Блок, Еруслан – Горький, Инопланетный Гастролёр – Андрей Белый, Микула – Клюев, Сохатый – Замятин.

Сама Ольга Форш – писательница Долива.

Ольга Дмитриевна Форш (урождённая Комарова) была дочерью генерала и замужем была за генералом царской армии. Как ей удалось уцелеть, даже стать известной советской писательницей? Вероятно благодаря авторству исторических романов об известных революционерах.

«Сумасшедший корабль» Ольги Форш называли последним романом Серебряного века, он вышел в 1930 году и до 2011 года не переиздавался. Сразу же после публикации советская критика вынесла вердикт, что то, что описано в романе, непонятно массовому читателю и не может его заинтересовать.

Сама Ольга Дмитриевна написала так:

«Что ж это за произведение? – скажет читатель. – К какому роду его отнести? Как назвать? И, главное, с позволения спросить, для какого оно читателя?»

Что же касается читателя, то раз навсегда ответим: мы пишем для читателя без его разбора на «подготовленного» и «неподготовленного». Это и есть признак нашего к нему подлинного уважения: сегодня не подготовлен – подготовится завтра. Книгу не однодневку, по нашему мнению, надо писать с размахом на максимальный диапазон восприятия. Автор должен дать наибольшее, чем обладает, а не наименьшее».

Признаться, я не люблю анонсов «кино не для всех», «другая литература». Кто взял на себя право решать: кого отнести ко «всем», а кого к «другим»?

Прочитайте роман. Не сразу будет легко, зато представится возможность самому решить, какой ты читатель.

Ольга Кузьмина. 26 апреля 2021 года