Николай Рубцов. "Последняя осень"

Дорогие читатели, здравствуйте! Мы прочли с вами роман аббата Прево «Манон Леско». Прошло более трёхсот лет с момента его написания, а в чувствах людей мало что изменилось. Так же любят, страдают от измен и потерь. Из далекого куртуазного семнадцатого века мы перемещаемся в век двадцатый, столь близкий нам. Давайте поговорим о поэзии и поэтах двадцатого века. Откроем стихи поэта, очень модного и читаемого и в двадцатом веке, и сегодня. Правда, я бы сказала: читаемого, но не прочитанного. Один из его друзей – прозаик, публицист, в прошлом моряк – Борис Романов, описывая свои впечатления от встреч с этим поэтом, сравнил их со встречей с большим кораблём, который проходит мимо ночью с потушенными огнями. Что-то огромное прошло рядом, а мы и не заметили. Речь пойдёт о Николае Михайловиче Рубцове.

На самом известном его портрете мы видим худощавого человека с высоким лбом, ранними залысинами, беспокойным, тревожным взглядом, в тонких губах спрятана нервическая усмешка. На нём кургузое пальтишко с поднятым воротником, шея замотана поношенным шарфом (друзья утверждали, что иногда это был даже не шарф, а старое полотенце). Почему-то сразу становится ясно, что человек так оделся не потому, что пижон, а просто у него банально нет костюма, свежей рубашки и галстука. Хотя для глянцевых сборников его стихотворений костюм и галстук на фото можно было подрисовать.

Слава Богу, к Рубцову ничего не стали «подрисовывать», хотя кое-что наоборот закрасили, убрали с глаз, задвинули в тёмные углы до поры до времени. Например, протокол осмотра его комнаты после смерти, в котором значились упавшие иконы, разбитая пластинка Вертинского и восемнадцать пустых винных бутылок. Показания женщины, которая в ночь 19 января 1971 года полуодетая выбежала из дома и кинулась к милиционеру с криком: «Я убила своего мужа Николая Рубцова!». Правда, недавно всё это извлекли на свет и устроили шоу. Нелепая, неприглядная смерть! Хотя эпитет «красивый» менее всего подходит к слову «смерть». Жизнь тоже была неказистой. Судьба словно насмехалась над ним. Легко отбирала «нечаянные» подарки. Попробовал, какое оно, счастье? – Хватит! Хорошенького помаленьку! Возвращай назад!

Он рано стал известным, литературный дебют состоялся в 21 год. Его оценили, заметили. Благодаря самиздату, он стал популярным, читаемым. Но не сумел извлечь из этого какую-то выгоду для себя. Николай Рубцов мало походил на своих звёздных собратьев-шестидесятников, которые, приехав из глухой провинции, гордо топтали кирзовыми сапогами персидские ковры московских гостиных, потом становились «своими», гремели в Политехническом, собирали стадионы, устраивали выставки, снимали кино. У него не было не только костюма – долго не было дома, куда можно было вернуться после ресторанных загулов, места, где можно было поставить стол, кровать, не было двери, которую можно отпереть своим ключом. Друзья вспоминали: мы расходились по домам, а он всё сидел, ему некуда было идти.

Семьи его лишила война. Мать умерла, а его, шестилетнего, отдали в один детдом, а брата - в другой. Война закончилась, и тут невиданное для многих счастье – отец вернулся живым! Но снова судьба посмеялась: архивы сгорели, документы пропали, и отец не стал заморачиваться, разыскивать потерянных, разлучённых детей. Он начал всё «с чистого листа»: женился, завёл новую семью. Николай увидел отца только уже взрослым, в девятнадцать лет, и потерял: отец умер от рака.

С шести лет – казённые кровати, одеяла. Детдом, общежитие. Из лесного техникума отчислили за неуспеваемость. Когда поступал, никто не интересовался, нравится ли ему будущая специальность. Для детдомовца среднее образование – подарок: возможность получить «чистую работу». Работал же Николай и слесарем, и кочегаром, и заводским шихтовальщиком. Потом армия, флот. Служили во флоте в те годы пять лет. Снова вместо дома матросский кубрик. Но о своем доме, семье он мечтал.

Дом, семья, дети могли у него появиться в селе Приютино Всеволожского района Ленинградской области. Туда он приехал на побывку к брату. Познакомился с девушкой, милой, нежной. Короткие встречи, объяснение в любви. Таисия обещала ждать, писать письма. Он посылал ей свои стихи. Но снова насмешка судьбы. Тая не дождалась, пять лет – это много. Если бы она знала тогда, что стихи, которые ей посвятил этот, отвергнутый ею, непутёвый морячок, через тридцать лет будут звучать на всех концертах! Да что там! – Из каждого утюга! Популярный исполнитель напишет на них песню:

Я буду долго
Гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов.
И подарю букет
Той девушке, которую люблю.

Возможно, это были не самые лучшие его стихи. Но мальчики и девочки конца восьмидесятых, танцуя на дискотеках под нехитрую мелодию, были уверены, что это написано про них, только что, но никак не тридцать лет назад поэтом, которого давно нет в живых.

Его стихи вообще замечательно ложатся на музыку, песенность, музыкальность, плюс яркая метафоричность и глубокий смысл в каждой строчке. Это заметили, оценили, но – увы! – бо́льшей частью после его смерти. А при жизни он бы мог стать крепким «текстовиком», или как тогда говорили – поэтом-песенником, писать на заказ, прекрасно зарабатывать. Мог бы, но не стал. Но как хочется петь каждое его стихотворение!

Меж болотных стволов красовался восток огнеликий…
Вот наступит октябрь — и покажутся вдруг журавли!
И разбудят меня, позовут журавлиные крики
Над моим чердаком, над болотом, забытым вдали…
Широко по Руси предназначенный срок увяданья
Возвещают они, как сказание древних страниц.
Всё, что есть на душе, до конца выражает рыданье
И высокий полёт этих гордых прославленных птиц.

Широко на Руси машут птицам согласные руки.
И забытость болот, и утраты знобящих полей —
Это выразят всё, как сказанье, небесные звуки,
Далеко разгласит улетающий плач журавлей…
Вот летят, вот летят… Отворите скорее ворота!
Выходите скорей, чтоб взглянуть на высоких своих!
Вот замолкли — и вновь сиротеет душа и природа
Оттого, что — молчи! — так никто уж не выразит их…

«Журавли». 1963

Самые известные стихи Рубцова «Тихая моя родина», «Русский огонёк», «Звезда полей» сегодня знакомы многим, даже включены в школьную программу. А как вам такое:

О собаках

Не могу я видеть без грусти
Ежедневных собачьих драк, —
В этом маленьком захолустье
Поразительно много собак!
Есть мордастые — всякой масти!
Есть поджарые — всех тонов!
Только тронь — разорвут на части
Иль оставят вмиг без штанов.
Говорю о том не для смеху,
Я однажды подумал так:
Да! Собака — друг человеку.
Одному,
А другому — враг…

1957. Пос . Приютино

Сегодня достаточно написано о том, что в поэзии Рубцова много символов: звезда, лодка, дорога, журавли, умершая мать, которая «возьмёт ведро, молча принесёт воды», – это образы смерти, потусторонний мир, который затягивает поэта. Много определений «последний». «Последняя осень», «последний пароход». Неоднократно было подчёркнуто, что свою смерть поэт предсказал: «Я умру в крещенские морозы…» (он умер 19 января).

Вряд ли это так. Ведь поэтические образы создаются вне логики, не подчиняясь законам сознания, поэтому творчество, талант – необъяснимы. В стихотворении «Последняя осень», посвящённом Есенину, Рубцов написал:

Он жил тогда в предчувствии осеннем 
Уж далеко не лучших перемен. 

Но сам он стремился отсрочить эти далеко не лучшие перемены. Он так и остался провинциалом. За три года до смерти получил, наконец, однокомнатную квартиру в Вологде. Продолжал по-детски верить, что от неурядиц жизни можно сбежать, уехать, уплыть на пароходе. В любой момент начать всё заново, набело переписать черновик жизни.

Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом еще на чем-то вроде,
Потом верхом, потом пешком
Пройду по волоку с мешком —
И буду жить в своем народе!

Так он написал в своём раннем стихотворении «Экспромт». В одном оказался прав: остался жить в народе. Если вы хотите почувствовать, понять, что такое настоящая русская поэзия, откройте сборник Николая Рубцова «Последняя осень».

Ольга Кузьмина. 22 июля 2019 года