Дина Рубина. "Русская канарейка. Желтухин"

Писать рецензию на шедевр очень трудно, ещё труднее объяснить, почему это шедевр. Сам жанр семейной саги в наше время скорее ассоциируется с телевизионными "мыльными операми" и прочим ширпотребом, уступая по растиражированности и затасканности разве что детективу. Хотя и детектив может быть шедевром: никакие тонны макулатуры, выпускаемой в мягкой обложке и продаваемых в газетных ларьках, не смогут поколебать величие Агаты Кристи или Артура Конан Дойля, равно как и семейная сага - это, для читающего человека, не дешёвые телесериалы, а "Сага о Форсайтах" или "Сто лет одиночества".

Когда писатель рассказывает о нескольких поколениях одной семьи, в этом всегда есть некая магия. Наблюдать, как взрослеют герои, как в их судьбу вторгаются исторические события, как дети продолжают дело жизни своих родителей, как передаются из рук в руки, теряются и находятся семейные реликвии - всё это завораживает. В "Желтухине" - первой части трилогии "Русская канарейка" - рассказывается даже не об одной, а о двух семьях, живущих в разных краях огромной страны (в Одессе и Алма-Ате), но связанных невидимыми ниточками. И связь эта станет вполне материальной и осязаемой, когда уже в XXI веке, спустя почти сто лет книжного действия, представители двух этих семейств - оперный певец и по совместительству спецагент Леон и слабослышащая девушка-фотограф Айя - наконец встретятся.

Хотя эти двое - главные герои трилогии, первая книга вообще не про них. Это своеобразная экспозиция - думается, только очень талантливый автор может позволить себе написать пролог на пятьсот страниц, да так, чтобы читалось взахлёб. А читается действительно взахлёб, хотя персонажей в "Желтухине" много, и в каждой из частей книги - новый главный герой, и не один. Дабы картина была ещё более объёмной (и запутанной), Рубина использует приём нелинейного повествования. Вообще, традциионное линейное повествование для художественной прозы - то же самое, что рифма и размер - для поэзии. Вроде бы, это давно устарело, но многие по-прежнему пишут именно так, а некоторые даже не подозревают, что можно писать как-то по-другому. Рубина словно бы пытается самой себе усложнить задачу, чтобы потом изящно справиться с ней. Действие скачет из советских послевоенных лет - в дореволюционные, из Алма-Аты - в Одессу, а то и в Италию, и в экзотические страны Азии, и главное действующее лицо, как я уже сказал, каждый раз новое. И это не просто так: чтобы читатель смог лучше себе представить Леона Этингера, его способность мимикрировать и невероятную музыкальность, автор просто обязана рассказать историю Дома Этингеров - хотя бы последние сто лет, где достаточно было и музыки, и мимикрии, и больше всего - трагедии. И даже имя героя стоит того, чтобы посвятить несколько страниц испанской танцовщице Леонор Эсперансе Робледо, в честь которой был назван Леон.

Первоначально разобраться в этом разнообразии эпох, героев и мест действия очень трудно. Можно даже не стараться это сделать, а просто читать как набор отдельных повестей. И по мере прочтения происходит чудо: эти, на первый взгляд разрозненные, лоскутки сами собой сшиваются в единое полотно, и к концу книги складывается более-менее цельная картина.

Если отвечать на вопрос, почему эту книгу так интересно читать, то, оставив за скобками великолепный слог Рубиной, отвечу: из-за персонажей. О каждом из них, даже об эпизодических героях, вроде управдома-самодура Батракова, верящей в "порочное незачатие" соблазнительницы мужчин Любочки или моряка Валерки, из-за неразделённой любви ставшего вором, можно написать отдельное произведение. (Фактически, именно это и делает Рубина.) Перефразируя известное историческое лицо, скажем: "неинтересных людей у нас нет". Этим и отличается хороший писатель от посредственного, у которого чем меньшую роль играет герой в повествовании, тем скучнее про него читать.

"Желтухина" я прочёл сразу после "Безбожного переулка" Степновой, где герои также являются людьми необычайными и очень от этого страдают, так как в нашей жестокой стране проще жить, будучи посредственностью. Книга Степновой тяжела, а о книге Рубиной, где трагического гораздо больше, такого не скажешь: в авторских интонациях преобладают не надрыв, а мудрая лёгкая грусть. Мол, жизнь бывает жестокой, а в нашей стране - тем более, но что ж поделаешь - такая уж она. И страна, и жизнь.

Что ещё восхищает в книгах Дины Рубиной - умение описывать со знанием дела любое ремесло, любую профессию, со всеми её тонкостями, умение рассказать об этом так, чтобы понял любой дилетант. В "Синдроме Петрушки", к примеру, речь идёт о мастерстве кукольника, а в "Желтухине" - о разведении канареек, оперном пении и в целом - академической музыке, фотографировании и не только об этом.

Дина Рубина называет трилогию "Русская канарейка" своим главным произведением, и мне, прочитавшему пока лишь первый том трилогии, хочется с этим согласиться - но сперва, конечно, прочесть другие два тома, которые один за другим вышли в течение уходящего 2014 года. "Желтухин" - проза высшего качества, причём, как мне кажется, читать её будет интересно каждому, без поправки на возраст, пол и читательские предпочтения.

Андрей Кузечкин. 19 ноября 2014 года