Борис Васильев. "Жила-была Клавочка"

Здравствуйте, друзья! Две недели пробежали незаметно, и пришло время вернуть в библиотеку мартовский номер журнала «Юность» за 1881 год. Продолжим листать старые страницы легендарного журнала? А вдруг есть ещё что-нибудь интересное? Несомненно!

Вряд ли среди читателей найдётся тот, кому неизвестно имя писателя Бориса Васильева. Каждый сходу назовёт самое знаковое его произведение «А зори здесь тихие». В восьмидесятые годы прошлого столетия Борис Львович Васильев был одним из самых издаваемых и читаемых прозаиков и сценаристов. У читателей вызывала искреннее уважение его принципиальная позиция убеждённого антисталиниста и то, что он один из первых писателей-фронтовиков заговорил откровенно о том, какая непомерно высокая цена была заплачена за победу. В его остросоциальной прозе чётко прозвучало, что добро, конечно, должно побеждать и справедливость торжествовать, но почему-то торжествуют наглые и бессовестные, а честные и добрые оказываются в проигравших.

Повесть Васильева «Жила-была Клавочка» была опубликована в 1 номере журнала Юность» за 1987 год. Мне показалось, что сам язык, стиль, сюжет абсолютно нетипичны для Васильева. Это было так непохоже на то, что я читала раньше. В бытописание 80-х Васильев намеренно или просто потому, что уже не знал, как живут на «нижних этажах», включает детали быта 70-х и даже 60-х. Героиня получает зарплату 86 рублей — должна быть 130, как минимум, живёт без телевизора, копит деньги на уценённый проигрыватель (уже появились первые видеомагнитофоны), мечтает о меховом воротничке для пальто — дублёнки, джинсы, пуховики прочно вошли в моду 80-х, пояски с резинками для чулок девчонки давно уже не носили — колготки перестали быть дефицитом. А вот дух советского учреждения эпохи Перестройки передан точно. Бесконечные собрания с пафосными выступлениями, принятием обязательств и самокритикой. Женский коллектив — «дружный террариум единомышленников», где пьют чай с пирожками, приносят друг другу вещи на продажу, постоянно что-то перешивают, вяжут, приводят показать своих очередных поклонников. Коллектив делится на замужних, разведенных, брошенных, мапулечек (мать-одиночка — мама и папа в одном лице), «остальные — «ждущие», где окажутся: в брошенных, разведенных или «мапочках». Женская успешность измеряется наличием мужа. Даже не очень образованного шофёра можно превратить в свой козырь, если он целеустремлённый:

«Решаем так, — сказал он сразу же после регистрации их брака. — В институт идешь ты — и помоложе, и память у тебя имеется. Это — первое. Ребенка заводим, когда ты на четвертом курсе будешь, оттуда уже не выгонят. Ну, а потом — машину с ветерком, и все у нас будет как у людей».

Потом этот целеустремлённый муж будет учить свою образованную жену, как подсидеть начальницу:

«Какое у начальницы образование? Общее руководящее? А у тебя — по специальности. Туз. Основную работу кто ведет? Ты. Король. У кого больная дочь? У нас. Дама. У кого муж — рабочий класс? У тебя. Валет минимум. При таких козырях можно смело играть».

Васильев показал учреждение неизвестного профиля, каких немало было во все времена, которое неизвестно чем занимается, но эта деятельность явно бесполезная и бессмысленная:

«Наша контора получает отчёт от нижестоящей конторы и передаёт его вышестоящей конторе».

Как холодный душ, новость: «У вас сокращение штатов». Кого выдавят? Самого беззащитного, того, кто считает всех девочек своими подругами и не ждёт подставы. Это Клава Сомова. Клавочка. Она из тех женщин, которых до пенсии зовут «валечками», «верочками», «шурочками». Совсем не потому, что относятся к ним с теплотой и умилением — уменьшительное имя показывает их незначительность, стёртость личности. Клавочке чуть больше двадцати, но она уже прочно и навсегда одинокая женщина. У неё кроме мамы никого никогда не было из близких. Мама тоже всю жизнь была одинока. Показательно, что в отделе, где работает Клавочка, большинство женщин так же неустроенны, одиноки. Обе соседки Клавочки по коммунальной квартире — тоже одинокие женщины. Васильев не называет прямо причину. Но это было страшное последствие войны, которая закончилась более тридцати лет назад. Чудовищный демографический перекос. Сначала появилось поколение женщин, у которых мужей и женихов убили на войне. Потом поколение тех, для кого мужья и женихи не родились. Девушки стремились как можно раньше выйти замуж. Если с замужеством не получалось, поступали, как Клавочка. Заводили любовника-сантехника, «для здоровья», «как анальгин принять». Сей особи мужского пола перед актом любви нужно было на стол выставить бутылку водки, иначе ничего не будет.

Советские семьи жили от зарплаты до зарплаты и заводили только одного ребёнка. «Нечего нищету плодить». Умирая, мать оставляет Клавочке завет:

«А если и тебе счастья не выпадет, тогда…— Тогда, как я, сделай. Подбери мужчину, чтоб непьющий, и роди. Тяжко одной ребенка тянуть, а век одной вековать еще тяжче. Так что рожай, благословляю. Коль в двадцать пять замуж не выйдешь — рожай, велю…».

Клавочка уверена, что в её жизни всё будет иначе, чем у мамы. Но юность проходит быстро, и жизнь Клавочки превращается в сплошную суету, где одно предательство следует за другим. Когда становится совсем невмоготу, Клавочка уезжает из Москвы в провинциальный город, к бабке Марковне, к которой ей завещала уехать мать, если совсем плохо будет.

Ненадолго случается чудо. Клавочка, как только садится в поезд, превращается из наивной «размазни» в уверенную в себе, успешную москвичку. Своим спутникам она представляется именем Ада и говорит, что работает в кино. В городе Пронске Клавочка неожиданно для себя обнаруживает многочисленную родню, которая ей рада. Она узнаёт, что Марковна во время войны собирала на улицах и вокзалах оставшихся без родителей малышей. Клавочкина мать — одна из одиннадцати сирот, которых Марковна спасла и вырастила, как собственных детей. Кажется, теперь в жизни Клавочки всё изменится. Она окрылена и строит новые планы вместе с вновь обретённой роднёй. Она больше не одна.

Но жизнь в провинции отличается от жизни в столице. Те, кто работает на ткацкой фабрике, живут иной жизнью, чем девушки в московском офисе. Вечером в Пронске опасно выходить на улицу, в женское общежитие по ночам ломятся хулиганы. На девушку, что вечером вышла на почту позвонить, запросто могут напасть подонки и затащить в тёмный парк. И в Клавочке просыпается боец, она больше не «размазня», сама встаёт на защиту тех, кто слабее.

Как и большинство произведений Васильева, повесть «Жила-была Клавочка» заканчивается трагически. Трагедия заложена уже в названии «жила-была», значит, больше не живёт. Но трагедия ещё и в том, что люди считают абсолютно нормальным то, что чуждо человеческой природе. От страниц, где Васильев описывает работу и домашние будни Клавочки в Москве, веет не просто иронией — холодом. В провинции реально страшно. Зло непобедимо? О чём нас хотел предупредить Борис Васильев? Что случится потом, после 1987 года? Давайте прочтём повесть.

Ольга Кузьмина. 6 октября 2025 года