Владимир Сорокин. "Роман"

Как-то между делом прочёл довольно объёмный роман Владимира Сорокина, написанный им в перестроечные годы (1985-89). Точнее сказать, ознакомился, поясню позже. Пожалуй, это самая концептуальная из всех работ известного экспериментатора, в которой надруга... эм-м... деконструкции подверглась самая священная из всех коров – отечественная классика.

Конец XIX века. 30-летний мужчина аристократического происхождения по имени (вы догадались) Роман уезжает навсегда из столицы, чтобы поселиться в провинции у доброго дядюшки и посвятить себя живописи. Сюжета как такового нет (у Сорокина с этим туговато): герой просто общается с разнообразными людьми, предаётся всем занятиям, которые могут предложить ему эти края, встречает свою прежнюю любовь и находит новую. Завершается всё свадьбой... точнее, не совсем, это же постмодерн.

С первых же страниц роман изумляет языком, который кажется прекрасным и безукоризненным, это язык великой русской литературы – не зря один из критиков назвал его квазитургеневским. Поначалу это "квази" не очень чувствуется – стиль можно принять за чистую монету, особенно если не знать, кто такой Сорокин: ну да, автор подражает классикам, а почему бы и нет? Тем более что он делает это талантливо: описания природы и всего остального хочется читать и перечитывать, все характеры – и хлебосольный дядюшка, и циничный фельдшер-атеист, и простоватые крестьяне, и обе возлюбленных Романа, и сам Роман – получились очень выпуклыми и яркими...

И в целом, довольно интересно, пусть и нет чёткого сюжетного стержня. Даже жалко становится: ясно же, что Сорокин создаёт всю эту красоту без кавычек, чтобы потом её уничтожить без всякой пощады. Но элемент литературной игры с каждой страницей становится всё более и более очевидным. Одна за другой следуют сцены, обязательные для русской классики: конная прогулка, косьба, охота (разумеется) и бесконечные застольные разговоры о судьбе России, загадочной русской душе, православии, отношениях крестьянина с барином... Будто взяли несколько романов из школьной программы, вырезали самые типичные эпизоды и склеили их в одну книгу.

Дальше – больше. Читатель постепенно осознаёт, что все эти яркие персонажи – просто стереотипы. Роман – молодой идеалист, успевший разочароваться в жизни, его невеста – типичная "тургеневская девушка", самоотверженная и чистая душой. Дядюшка, доктор, крестьяне, деревенский дурачок... где-то мы их всех уже видели. Сцены с откровенной небывальщиной (Роман побеждает в рукопашной схватке волка, спасет икону из огня) окончательно дают понять, что относиться к этому тексту серьёзно нельзя ни в коем случае.

Но Сорокин и тут не останавливается. Невыносимо длинную, слащавую сцену свадьбы читать уже физически невозможно, а герои не вызывают ничего, кроме омерзения. И когда Роман ни с того, ни с сего начинает рубить этих персонажей топором, читатель чувствует искреннюю радость: туда им и дорога!

Сперва Сорокин убивает руками Романа всех прочих обитателей этого романа (вынужденная тавтология), а затем, уже самолично, убивает и сам роман. Пока главный герой вершит какой-то изуверский ритуал, язык произведения меняется, становясь максимально примитивным и убогим. Любимый приём Сорокина, очень к месту использованный в романах "Путь Бро" и "Тридцатая любовь Марины". Там это изменение оправдано сюжетом и передаёт трансформацию героев, здесь же оно самоценно.

Последняя фраза – "Роман умер" – относится, как легко понять, и к герою, и к произведению.

...Такая вот ретроспективная рецензия, написанная 30 лет спустя. За эти годы бывший советский литературный диссидент успел стать скандально известным, сделать свои эксперименты частью мейнстрима, выпустить множество книг, перековаться в сатирика, отойти от концептуализма, вернуться к концептуализму... А "Роман", разумеется, прочли все, кому это было нужно. А тем, кто ещё этого не сделал, и не советую.

Андрей Кузечкин. 13 сентября 2020 года