Гузель Яхина. "Зулейха открывает глаза"

К этой книге – одному из самых громких дебютов последних лет – я подходил с осторожностью. Всё-таки и тема раскулачивания, и сама сталинская эпоха – это нечто, как принято говорить, «сложное и неоднозначное», но многие авторы пытаются показать это именно простым и однозначным, в соответствии с собственными политическими взглядами. Я противник всякой однобокости: оголтелый соцреализм и махровая антисоветчина мне одинаково отвратительны.

К счастью, Яхина не подкачала.

1930 год. Главная героиня романа – татарка Зулейха, типичная «угнетённая женщина Востока», над которой измываются муж-кулак Муртаза и свекровь, которую Зулейха мысленно называет упырихой. И когда мужа Зулейхи убивают (кстати, в порядке самообороны) красноармейцы, пришедшие, чтобы конфисковать излишки продовольствия, читатель испытывает настоящее счастье. Хотя и длится оно недолго: Зулейху как члена кулацкой семьи отправляют в Сибирь строить трудовой посёлок – вместе с сотнями других людей, которые в большинстве своём не знают, чем провинились перед советской властью. Зулейха тоже не знает, она – этакий вольтеровский Простодушный, наивный дикарь, сталкивающийся с жестоким «цивилизованным» миром – и выглядящий на его фоне гораздо более человечным и мудрым.

И когда читатель уже уверился, что вся книга будет построена на этом принципе: показ больших событий глазами маленького человечка, с трудом понимающего, что вообще происходит, автор преподносит сюрприз: здесь есть и другие главные герои, не менее интересные и выпуклые. Полубезумный доктор Вольф Лейбе, комендант трудового посёлка – чекист Игнатов, а позже к ним присоединится и ещё один персонаж – любознательный мальчик по имени Юзуф. Персонажи совершают опасное путешествие (хотя и не по своей воле), строят тот самый посёлок под названием Семрук, учатся выживать, а затем... просто живут, возделывая, по заветам всё того же Вольтера, свой сад. (Возможно, в том и кроется подлинный смысл «Зулейхи».)

Яхина начинала как сценарист, поэтому «Зулейха», несмотря на серьёзность темы, получилась умышленно увлекательной, с большим количеством кинематографических (если не сказать, театральных) приёмов, вроде неоднократно повторяющегося чудесного спасения в последний момент. Впрочем, в некоторых случаях автор всё-таки не спасает героев, и здесь работает другой приём: любой ценой шокировать зрителя-читателя (смертью ребёнка, массовой гибелью людей и т.д.). Что поделать, его, зрителя-читателя, иначе и не прошибёшь.

Собственно, весь роман – это борьба сурового таёжного реализма с нарочитой киношной эффектностью и наивной притчевостью. Эта наивность порой принимает совсем уж смешные формы: спившийся художник, рисующий ангелов под видом советских граждан, носит фамилию Иконников, а «ссученный блатной», попортивший немало крови остальным персонажам – фамилию Горелов. Было бы странно, если бы наоборот, хм? Или имя мальчика Юзуфа, которое представляет собой вариант имени Иосиф – в финале романа Юзуф, отправляющийся из посёлка в большую жизнь, действительно становится Иосифом, что гарантирует ему в СССР 40-х годов верные +100 к успеху. Будет даже мистика - необходимый минимум, всё ради тех же притчевости и эффектности.

Главное достоинство книги – в том, что Яхина не делает никаких выводов, а просто констатирует факты. Раскулаченных ссылали в Сибирь – это было жестоко. Ссыльные основали в безлюдных доселе местах города и посёлки, колхозы и артели – для страны это было полезно. Чекисты убивали людей, и часто – лишь на том основании, что те принадлежали к чуждому классу. С другой стороны, многие из убийц совершенно искренне полагали, что служат идеалам мировой революции, делают доброе дело. Вспомните Макара Нагульнова из «Поднятой целины» Шолохова: «Да я... тысячи станови зараз дедов, детишков, баб...  Да скажи мне, что надо... я их из пулемета... всех порешу...». Той же породы человек – чекист Иван Игнатов, жестокий, принципиальный, но при этом – далеко не самый страшный из героев романа Яхиной. И неслучайно именно он убивает Муртазу: такие, как Игнатов, отчасти именно за то и сражались, чтобы такие, как Муртаза, не обижали таких, как Зулейха (которая всё-таки находит своё счастье в трудовом посёлке на краю света, пусть и ненадолго).

Выводы каждый сделает сам. Мне роман «Зулейха открывает глаза» показался констатацией факта, что времена были очень тяжёлые, и оценивать их с нашей, современной точки зрения крайне непросто. «Зулейху» сравнивают с «Обителью» Прилепина, но я бы сравнил с «Поднятой целиной» Шолохова и особенно – с романами Платонова, наиболее верно запечатлевшего дух того времени: страшный и сюрреалистический. Превзойти классиков Яхиной, конечно, не удалось, но – твёрдые пять баллов за попытку.

Андрей Кузечкин. 31 июля 2018 года