Все началось со Студёной улицы. В отрочестве и юности я еще не знал, что здесь, на задворках училища А.С. Гациского в доме номер 20 жила замечательная художница Татьяна Алексеевна Маврина. И уж тем более не мог предполагать, что ее судьба и творчество соединятся с моей жизнью и будут сопровождать многие годы.
Улица была для меня притягательной потому, что на ней в 1930-1950-е годы жил мой папа Вадим Михайлович Сеславинский, оставшийся в 17-летнем возрасте без родителей, скоропостижно скончавшихся в годы войны.
В этом заповедном районе Горького было много старых дореволюционных домов. В одном из них он прозябал в комнате в коммунальной квартире после «уплотнения». Менял в годы войны оставшиеся в домашней библиотеке книги на пшено, выращивал морковь на положенном ему клочке земли на общем огороде около дома.
Позднее, в 1950-е годы в центре города в «ближнем радиусе» был сосредоточен круг его интересов. На Большой Покровской (ул. Свердлова) находится областной суд и президиум областной коллегии адвокатов, где он сначала проходил практику, а потом проработал почти 30 лет. На пл. Горького – центральный книжный магазин с антикварно-букинистическим отделом. На Краснофлотской улице жил его ближайший друг Лев Михайлович Турчинский, в будущем – крупнейший библиограф и знаток русской поэзии ХХ века. На Алексеевской улице, а затем на углу ул. Белинского и Ошарской – еще один участник товарищеской компании, нижегородский поэт Юрий Андреевич Адрианов.
В студенческие годы в период обучения на историко-филологическом факультете Горьковского государственного университета им. Н.И. Лобачевского я увлекался художественной фотографией и обошел с папиным фотоаппаратом «Киев-4» многие уголки города, включая Студёную улицу, где делал снимки сохранившихся старых домов и дворов. Потом, по ночам, в нашей квартире в Дзержинске, запершись в ванной комнате, печатал и сушил получившиеся фотографии.
Уже тогда улица с романтическим старинным названием – Студёная – стала для меня близкой, теплой и родной.
После переезда в Москву прошло много времени, прежде чем судьба вновь свела меня с этим уголком Нижнего Новгорода.
С творчеством Т.А. Мавриной я первоначально познакомился через книги 1930-х годов. Это были вышедшие в 1937 г. в знаменитом издательстве «Academia» романы Анатоля Франса «Боги жаждут» и «Чрево Парижа» Эмиля Золя.
Издательство существовало в 1921-1937 гг. и отличалось выпуском продукции на высоком художественном, научном и полиграфическом уровне. С ним сотрудничали лучшие художники, историки, переводчики и литературоведы.
Председателем редакционного совета был Максим Горький. За 15-летний срок существования было выпущено около тысячи наименований книг, как правило, тиражом 5-20 тысяч экземпляров.
Кризис и завершение работы издательства последовательно происходили после смерти главного его защитника и покровителя А.М. Горького, а также арестов последних руководителей (Л.Б. Каменева – в 1934 г., Я.Д. Янсона – в 1937 г.).
Любители изящных изданий с большим уважением относятся к книгам «Academia»; трудно найти мало-мальски приличную библиотеку библиофильского толка, где не находились бы эти чудесные томики. В советскую эпоху многие книголюбы собирали их тотально, стремясь к исчерпывающей полноте, что, поверьте, почти недостижимо.
Работы многих советских художников, выполненных для издательства «Academia», завоевывали награды на престижных конкурсах и выставках, навсегда войдя в «золотой фонд» советской книжной графики.
С ним активно сотрудничали художники группы «13», в которую входила Маврина. Само творческое объединение «13» (название дано попервоначальному числу художников) существовало весьма короткое время – всего три с небольшим года, с 1929 по 1932 год. Но многие художники внесли весьма существенный вклад в развитие отечественного искусства в целом и графики в частности. Это О.Н. Гильденбрандт-Арбенина, Д.Б. Даран, Н.В. Кузьмин, Т.А. Маврина, В.А. Милашевский, А.Ф. Софронова и другие.
Отличительной особенностью творчества этих художников являлся легкий, воздушный графический стиль. Их рисунки – живые зарисовки, как правило, с натуры, сохраняли ритм движений, что весьма отличалось от академической школы графики. Многие из них выглядят нарочито просто, но за легкостью и темпом стоит большой труд и талант. Художник Б.Ф. Рыбченков впоследствии вспоминал, что члены группы особо ценили работу «над рисунком или акварелью на одном дыхании, быстро, легко, в заданном ритме и так сноровисто, чтобы не утомлять бумагу». При этом Т.А. Маврина находилась в те годы под большим впечатлением от новой французской живописи с ее буйством красок. Она активно экспериментировала, подражала Матиссу, пробовала работать с различными цветовыми гаммами и сочетаниями.
Иллюстрации для «Academia» восхищали многих современников.
Позволим себе воспроизвести отрывок из прекрасного стихотворения литератора, библиофила и искусствоведа, петербуржца Эриха Федоровича Голлербаха, написанное по следам поездки в Москву и встречи со своими друзьями из группы «13»:
«В поезде. 13 февраля 1939 года»
Тринадцатое февраля...
Прощайте, бывшие «тринадцать»!
Вас развела судьба, суля
Вам больше вкупе не встречаться.
Пера и кисти паладин,
Хотел бы увенчать я лаврами
Вас, многоопытный Кузьмин,
И вас, улыбчивая Маврина.
Кузьмин, чье легкое перо
Так нравится в своем разбеге нам. –
Как необычно и остро
Вы показали нам «Онегина»!
Постигнув красок самоцель,
От галльской живописи пьяны,
Мы узнаем монмартрский хмель
В полотнах Мавриной Татьяны...
Затем, после «Academia», я открыл для себя Татьяну Алексеевну как художника детской книги, а затем узнал о ее гражданском подвиге в Москве в годы Великой Отечественной войны, когда был создан гигантский цикл акварельных рисунков московских храмов. Прячась от милиции, дабы не быть заподозренной в шпионаже, она на улице или, глядя из окошка близлежащего подъезда, сначала делала набросок-зарисовку, а уже дома оперативно, по свежим следам, создавала полноценную графическую работу. Ей казалось, что борьба с религией и уничтожение церквей, помноженные на фашистские бомбардировки с воздуха, приведут к исчезновению большинства православных памятников. К счастью, это не произошло так всеобъемлюще.
В 2006 году в издательстве «Молодая гвардия» вышли фрагменты ее дневников и этюды об искусстве «Цвет ликующий». Взяв книгу в руки, я не мог от нее оторваться, восхищаясь сочностью, колоритом и откровенностью мемуарных заметок. Из них становится понятной ее страстная любовь к жизни, красоте женского тела, природе, накал отношений с супругом – замечательным художником Н.В. Кузьминым:
– Я страдаю нарциссизмом, уже 5 ню за дачное время. Одна краше другой;
– 8 космических потрясений [за ночь];
–... купались a la naturelle. К.[узьмин] кое-чем успел полюбоваться. Вода по колено. Я сачком в голом виде ловила коромыслов.
И совсем другие заметки в эпоху военной Москвы:
– В Москве холод, дождь. Муки получения денег. В домоуправлении за карточками;
– К.[узьмин] ходил на базар, но, конечно, не достал даже редьки. Едим болтушку с мукой;
– Ели кошачьи котлеты;
– Оплеуха в Москве. Мне не дали рабочую карточку, потому что я кандидат [в члены Союза художников Москвы]. Я шла и плакала от обиды...;
– Придумала цель – рисовать церкви. Влюбилась в них, как в человека.
Примерно 10 лет назад я наконец-то познакомился с хранителем творческого наследия Т.А. Мавриной и Н.В. Кузьмина Александром Григорьевичем Шелудченко и стал регулярно бывать в квартире художников в доме № 3 на улице Усиевича.
Многое из обстановки уже разошлось по музеям, но часть мебели и основной массив живописи и графики все еще находится в родной обители. Я погружаюсь в папки с рисунками и попадаю на машине времени в середину ХХ века. Часы бегут незаметно, но нет никакой возможности оторваться от бесконечной череды перьевых зарисовок городских и деревенских пейзажей черной тушью, ярких букетов – ранних акварельных и поздних, выполненных гуашью. Храмы военной Москвы, блоковские места Подмосковья, деревушки и города центральной России, Верхнее Поволжье, Золотое кольцо, Вологда и северные пейзажи – чего здесь только нет. Графический фейерверк кружит голову и заставляет замирать сердце. Отдельная тема – женские ню: маслом и акварельными красками, карандашом и тушью; множество зарисовок из женской бани конца 1930-х – начала 1940-х годов.
Неутомимый исследователь и пропагандист творчества художницы, Александр Григорьевич только что издал раритетным тиражом в 25 экземпляров объемный альбом «нюшек» Мавриной, за которым, конечно же, будут гоняться библиофилы и коллекционеры.
Будучи историком по образованию, я получаю особое удовольствие от изучения архивной части наследия художников – писем, рукописей, фотографий, приглашений, открыток и т.д.
Среди них есть и нижегородская часть, свидетельствующая о том, что связь с родной землей Т.А. Маврина поддерживала долгие годы.
Один из адресатов – проживавший в Дзержинске супруг ее подруги детства Григорий Иванович Вьшков. В своих письмах после кончины жены он, в частности, упоминает:
«При жизни Елизавета часто вспоминала и рассказывала мне эпизоды из совместной с Вами жизни в Нижнем и окрестностях.[...] Мечтала съездить в любимое свое Отводное».
Отводное – деревня в Гороховецком районе Владимирской области, где до революции Таня Лебедева (Маврина) отдыхала с подругами в доме своих родственников.
Сохранились также некоторые письма талантливой поэтессе и краеведу, выпускнице историко-филологического факультета Горьковского госуниверситета Маргарите Васильевне Ногтевой (1936-2013). Любопытно, что между двумя женщинами ведется насыщенный диалог гуманитарного толка. Летом 1967 года художница спрашивает перед поездкой о выходных днях в музеях Горького, Городца, Семенова и приглашает совершить путешествие вместе. А вот что, например, Т.А. Маврина пишет в июле 1971 года о трудах Льва Николаевича Гумилева:
«Книжку Гумилева я достала в библиотеке. Прочитала две интересующих меня главы, а остальные просмотрела с интересом. Напомнил он мне своей фантастической научностью шлиссельбуржца Морозова. Когда-то читаны были его многотомные исторические медитации. Иначе и не назовешь. А самая из них популярная книжка – это «Откровения в грозе и буре». Если попадется, почитайте.
[...] Сейчас я читаю Пришвина и наслаждаюсь его путешествиями, вспоминая, что и я тут бывала, и я это видала. Есть у него о Заволжье, о Севере, о Сев. Двине».
Еще один горьковский адресат – Михаил Петрович Званцев, исследователь народных ремесел и автор вышедшей в 1969 году книги «Нижегородская резьба». Кстати, сохранившиеся конверты от писем свидетельствуют, что жил он совсем близко от Студёной – на улице Кулибина.
Самое время напомнить о детских годах и нижегородском отрочестве героини нашего рассказа.
Она родилась вместе с ХХ веком в 1900 году (хотя долгое время дата указывалась неверно – 1902 г.) в большой семье Алексея Ивановича Лебедева. Отец был образованным человеком, близким к народовольцам, за связь с которыми даже сидел в тюрьме. В Нижнем Новгороде он активно занимался просветительством и организацией народного образования, был весьма начитанным человеком. Так что детство Тани Лебедевой (затем она взяла фамилию Маврина по матери, учительнице в 5-классном училище А.С. Гациского) прошло в окружении книжных шкафов. Эта домашняя книжность стала путеводной звездой в течение всей ее жизни. Вместе с Н.В. Кузьминым, которого К.И. Чуковский назвал «самым литературным из всех наших графиков», она была страстным книгочеем; супруги сами владели пером, переписывались и встречались со множеством искусствоведов и библиофилов.
В отрочестве в столице Поволжья Таня полюбила стихи Александра Блока, творчество которого ее заворожило. Так что неудивительно, что уже в весьма зрелом возрасте она без устали, снова и снова стремилась посетить все блоковские места Подмосковья, не уставая рисовать поля, леса и речушки, которые видел в начале столетия великий поэт. Затем на основе этих рисунков вышла книга «Гуси, лебеди, да журавли».
В Нижнем Новгороде она листала страницы журналов – символов Серебряного века. Не исключаю, что те же самые номера «Аполлона», «Весов», «Золотого руна» я жадно разглядывал в студенческие годы в областной библиотеке. Почему бы и нет?
Сам город с упоительно красивой Стрелкой – слиянием Оки и Волги, знаменитым нижегородским откосом и набережными, панорамой Кремля не мог не пропитать ее душу и зрительную память.
В монографии «Городецкая живопись», вышедшей в 1970 году, художница писала:
«С Нижегородского Откоса, с высокого, почти отвесного берега реки, по которому напрямик и спуститься трудно, с Верхней Набережной, или с Венца, с Гребешка, с самой высокой Часовой горы, где кремль, всегда очень заманчиво глядеть на далекие заливные луга, а весной на разливанное море до самого села Бор, до лесов: керженских, чернораменских, ветлужских – так мы их называли, прочитав П. Мельникова. В половодье переезжали на пароме бескрайние воды со льдом, бьющим о борта баржи, вылезали в грязь и дичь, но до лесов идти еще далеко и страшновато. Мы их населяли нестеровскими девицами в черных сарафанах. Белые платки вроспуск по спине. Летом даже сами так повязывались. Называлось: по-татарски, по-скитски. А в лесах – скиты (маленькие деревянные городки) и игрушки. Скитов уже к тому времени, конечно, не было, а игрушки семеновские и городецкие кони, упряжки – привозили оттуда, из-за Волги, зимой на Крещенскую ярмарку в Нижний. Всегда мороз. Всегда иней на Нижнем Базаре – так называлась улица внизу вдоль Волги. Выпряженные лошаденки в белых иголках, пар стоит, кучи сена и навоза. У мужиков на усах сосульки, а брови, даже ресницы – белые, мохнатые.
Продавали всего много. Крытые холстом прилавки с яркими сладостями, кренделями, желтый или малиновый лимонад в больших графинообразных бутылках... Один приехал с разною поделкой деревянною и вывалил весь воз... на снег, на большие рогожи. Развал игрушек. Можно выбирать, пока не окоченеешь. Кони, бирюльки, ложки, желтые домики, мельницы... «Пестро, красно кругом...».
Затем была долгая насыщенная жизнь. Учеба во ВХУТЕМАСе, поиск своего творческого почерка, замужество, интенсивная работа, удачи и огорчения. Она прошла через всё: от разгромных статей в журналах в период существования группы «13» до Государственной премии СССР ‚ престижной международной премии Х. К. Андерсена и звания «Заслуженный художник РСФСР». В оформлении Татьяны Алексеевны вышло около 170 изданий. Она создавала диафильмы, открытки, детские игры, работала в мультипликации и театре.
В 1960-е годы Маврина вновь несколько раз побывала в Горьком, Балахне и Городце. Она с ностальгией вспоминала свои детские годы и критическим образом, как все мы в зрелом возрасте, оценивала любые произошедшие перемены:
«Кремль подновлен до безобразия. Откос прежний и гора высокая. Асфальт вместо толченого кирпича. Все вылизано и вычищено. На Звездинке деревья мало выросли, а березы в Пушкинском садике – хорошо, но редко, их было больше. Наш дом обветшал, балкона нет. К кухне пристроили «бельведер». Наша улица прежняя, уютная, я и не замечала раньше, какая она красивая и соседние тоже».
Отрадно, что недалеко от родных мест Т.А. Мавриной теперь располагается областная детская библиотека, носящая ее имя.
При жизни художницы состоялось 16 персональных выставок. В прошлом году в Третьяковской галерее с большим успехом прошла масштабная выставка «Татьяна Маврина. Ода к радости», к открытию которой был выпущен солидный каталог. Часть графических работ из моей коллекции, представленных на нынешней выставке в Нижнем Новгороде, экспонировались и в Третьяковской галерее.
Графическое собрание Т.А. Мавриной формировалось в моей коллекции последние 10-15 лет. Что-то приобреталось на аукционах, что-то у коллег-собирателей, но, конечно, основной массив «мавринской пинакотеки» имеет происхождение из квартиры художницы на улице Усиевича. Я горжусь таким прекрасным провенансом, тем более, что сейчас в продаже стали мелькать приписываемые ей фальшивые работы, что, как известно, является верным признаком признания и востребованности творческого наследия художника.
С особой теплотой хочу сказать искренние слова благодарности Александру Григорьевичу Шелудченко, без которого имя героини нашей выставки не звучало бы в последние годы так ярко и отчетливо. Также хочу поблагодарить сотрудников Нижегородского государственного художественного музея, издательства «Бегемот НН», Н.В. Баскову, С.А. Трубачева.
Надеюсь, что посетители выставки уйдут с нее со светлыми воспоминаниями, которые, по любимой присказке Т.А. Мавриной, «не запить, не заесть, никаким снадобьем не заговорить».
Михаил Вадимович Сеславинский. 2022 год