Конец мая 1963 года – второго года и, по совместительству, половины срока моей армейской службы. Ещё не «дед», но уже и не «салага». Один из моих последних подвижных караулов – сопровождение химических боеголовок с Химзавода на один из испытательных полигонов в Саратовской области. В стране (на страницах газет и ТВ-экранах) разворачивается уборочная страда, наполняются закрома Родины, ширится социалистическое соревнование... Наш эшелон медленно, буквально ползком, движется по выжженой степи. Подолгу стоим на каждом разъезде, полустанке – уж больно опасный груз, не приведи господь, если растрясёт и нарушится герметичность контейнеров или, того хуже, попадём в столкновение или какую другую аварию – четверть страны гарантированно погибнет, а ещё четверть будет не жить, а мучиться.
Пересекаем на север Волгоградскую область. Редкие комбайны косят на солому сгоревшую пшеницу. Въезжаем в Саратовские степи. Пейзаж – голливудский апокалипсис: серая, сожжённая солнцем, земля (а ещё только конец мая), разорванная трещинами, с редкими, как недельная щетина алкаша, засохшими колосками высотой в две ладошки, что и комбайну не срезать даже на солому, и бродящие по этому «жнивью» тощие колхозные коровы.
Станция Медяниково. Станционное здание – покосившийся, с выбитыми окнами сарай. Людей не видно. Наш вагон с продукцией самой мирной державы и теплушку отгоняют в дальний тупик. Стоим день, стоим два... Сухой паёк кончился. Военного коменданта на станции нет, пополнить паёк не у кого. Начальник караула сержант Иван Благородов – казак из станицы Вёшенская (рассказывал, что лично от Шолохова получил поллитру белой в оплату за уборку в приусадебном саду писателя) даёт команду:
– Свободная от караула смена рядовой Глинянов, рядовой Уджуху и рядовой Розеншайн ко мне. Слушать мою команду. Двое с правой стороны, третий с левой стороны станции одновременно и как можно быстрей подняться к чердачным окнам, проникнуть на чердак и распределиться так: рядовые Глинянов и Уджуху закрывают собой чердачные окна, чтобы не дать голубям улететь. Рядовой Розеншайн ловит как можно больше голубей. Выполняйте!
Голубей на чердаке уйма. Взбудораженные нашим вторжением, они вихрем заметались по чердаку. Почти во тьме я хватал их на лету и засовывал за пазуху гимнастёрки.
Почти до вечера мы общипывали и разделывали с десяток голубей, что удалось поймать, чистили и отстирывали с одежды следы борьбы с ними. Потом варили из них бульон и под рассказ сержанта о том, что в голодном 47-м их семья и выжила за счёт станичных голубей, сытые, уснули с набитыми их мясом желудками.
А утром-то есть опять охота, а есть-то нечего. Сержант зовёт меня:
– Витя, сходи в деревню. Может, в сельмаге чем разживёшься. А может, у людей – должны же они понятия иметь.
От станции до деревни километра три. У крайних изб на куче брёвен сидят небритые мужики. В синих застиранных дырявых майках, в портках, заправленных в носки, и обутые в галоши, на головах – мятые кепки с поломанными козырьками, дымят козьими ножками. Прохожу мимо. Они, как по команде, приподнимают кепки. Один из них мне:
– Ты чей? Не Мерзляковых будешь?
– Нет.
– А чо к нам?
– В сельмаг. Поесть купить надо.
Мужики переглядываются и усмехаются:
– Он у нас третий год как закрыт.
– А чо же мне теперь делать?
С брёвен поднимается один из мужиков:
– Пойдём со мной.
Идём широкой и пыльной деревенской улицей. Полдень. Жара. На улице пусто – ни людей, ни живности. Какие-то убогие избы за покосившимися заборами. По дороге рассказываю мужику о наших проблемах. Заходим во двор. Мужик кричит кому-то:
– Клава, собери чего-нибудь, солдата покормить надо.
Из дома выходит женщина:
– Пойдём на кухню, я тебе ухи налью, муж утром наловил.
По земляным ступеням спускаемся на кухню, что слева от дома наполовину под землёй. Женщина ставит на стол миску с ухой, тарелку с мелкой рыбёшкой. Отрезает ломоть ржаного хлеба.
– Поешь, сынок.
Уха горячая, жидкая, без картошки. Жадно ем и думаю, что ребятам-то принесу. Доел. Женщина ставит на стол полную кружку:
– Попей, я из дичка компот сварила.
Компот кислый, без сахара.
Заходит мужик. Выкладывает на стол сайку чёрного хлеба, несколько луковиц и десяток яиц.
– Возьми, ребятам отнесёшь.
Выхожу со двора. Мужик догоняет меня:
– Погоди.
Достаёт из кармана огурец, обтирает его об штаны, протягивает мне:
– Первый, ещё не поспели, только один нашёл.
Накормил я караул этими дарами, а к вечеру подцепили нас к составу, и уже утром мы, как деликатесом, наслаждались перловой кашей с мясом в солдатской столовой части нашего назначения.
3 ноября 2017 года
Комментарии
Отправить комментарий