Пёс по имени Пунч

Эту историю рассказала нам невестка-мама Лена, когда мы сидели за столом в небольшом доме нашего сына-папы Максима. За окном озеро Кинерет уходило во тьму, вино застоялось в бокалах, а мама Лена всё рассказывала и рассказывала...

В их маленькой мошаве на краю северной Галилеи лет десять тому обосновалась многодетная еврейская семья выходцев из Марокко. Отец с матерью допоздна на работе, детям для развлечения завели щенка. Беспородного, рыжего с коротенькими кривыми ножками. Детей было четверо. Они без ссор любили своё рыжее развлечение, а оно в свою очередь обожало всех четверых. Назвали рыжего Пунчем. Он потихоньку подрастал, носясь по мошаву в догонялки с детьми. Однажды весной он вернулся вечером домой после рандеву с дамой из соседней арабской деревни, поскрёб лапой дверь, предвкушая поскорее добраться до своей миски с харерой и вкусной косточкой. Дверь не открывалась, за дверью не было слышно любимых голосов. Он поскрёб дверь ещё и ещё раз. Дверь оставалась закрытой. Он положил голову на лапы и приготовился ждать до утра – уж утром его любимые пойдут – кто на работу, кто в школу, и тогда дверь откроется, и миска с остывшим мясным супом и косточка будут на месте, и он совсем не обидится на хозяев, он понимает: oни же устают, им отдыхать надо. Наверно, крепко уснули, думал он, засыпая перед закрытой дверью.

Утром его разбудили голоса мошавских детей, бегущих к школьному автобусу. «Неужели проспал? – подумал он. – Как я мог? Они, наверно, торополись в школу и не заметили меня, ничего, я подожду – после школы уж точно дверь откроют, затеребят меня в восемь рук, и я прощу им эту задержку, ведь миска с супом и косточка никуда не денется». Он лежал перед закрытой дверью день, ночь и ещё день и ночь, и снова день и ночь...
Он уже почти перестал отличать день от ночи, когда к нему подошёл соседский мальчишка. Мальчишка положил перед ним бутерброд с колбаской. Пунч щёлкнул зубами и бутерброд исчез. Он виновато посмотрел на мальчишку – спасибо, но я не отойду от двери, ведь она обязательно откроется, а я могу это пропустить.

Мама Лена стала замечать, что с некоторых пор Давидка стал просить сделать ему бутерброд с колбаской вдобавок к коробочке с едой, что она давала ему с собой в школу. «Зачем тебе это?» – спрашивала мама Лена. «А там кошечки голодные», – лукавил Давидка. Он знал: мама Лена не разрешает водиться с уличными собаками, а уж кормить их... Через несколько дней мама Лена надумала проследить, что же это за кошечки, и увидела, как Давидка кормит собачку у дома, жильцы которого давно перебрались в центр страны. Она вспомнила, что уже больше недели постоянно видит эту собачку перед этим домом. «Так значит они её бросили», – подумала мама Лена. С этого дня по утрам Давидка стал получать дополнительный бутерброд, а то и кусочек мяса, без маминого вопроса – мама не спрашивала, зачем, а Давидка не говорил.

Никто не считал, сколько прошло времени с тех пор, как Давидка начал подкармливать пёсика, а пёсик всё не уходил и не уходил от безжизненного дома. И в один из дней мама Лена сказала Давидке: «Ты его приведи, пускай у нас живёт».

Давидка шементом к пёсику: «Пойдём скорей, мама разрешила!» Пунч так посмотрел на Давидку, что ребёнок понял – пёс от дома не уйдёт.

И опять никто не считал, сколько дней Давидка уговаривал Пунча, пока однажды пёс ни встал и ни пошёл за ним. За недолгую дорогу к давидкиному дому пёс много раз останавливался и долго смотрел в сторону покидаемого дома. Давидка не торопил его. Так дошли они до дома, на пороге стояла мама Лена. Она посторонилась, и Пунч с опаской вошёл в новую жизнь. «Спать будешь здесь», – строго сказала мама Лена и показала на раскошную собачью постель (когда это мама купила? – подумал Давидка…) у окна между диваном и горкой с посудой.

По утрам Пунч уходил вместе с Давидкой. Давидка уезжал в школу, а Пунч ложился ждать у заветной двери. Возвращался в новый дом поздно вечером, виновато скрёбся лапой в дверь, бочком проскальзывал к мисочке, ел без аппетита, укладывался на подстилку и долго смотрел в пустоту, засыпая под утро.

Три года домашние терпеливо ждали, когда Пунч оттает. В один из дней Пунч, проводив Давидку до автобуса, повернул в сторону пустого дома и не увидел его. Дома не было. Его надежда, что дверь откроется, рухнула в одночасье (строители за ночь снесли дом для новой постройки). Он ничего не понимал, не видел, не ощущал. Куда-то брёл. Куда? Стой, там опасно! Никого не было, чтобы остановить его. И он даже не понял, как очутился в железной клетке, увозившей его в сторону от двери, которая так и не открылась, и от нового дома, от Давидки, мамы Лены и других домашних, которые, как он думал, вместе с ним ждали, когда она откроется.

Лиечка вернулась домой с поста на ливанской границе в конце недели, сунула М-16 в шкаф и... Давидка в слезах кинулся к ней: «Пунч пропал!» Самаль (мл. сержант) Армии Обороны Израиля Лиечка взялась за дело по-военному: две недели телефонных поисков и заветное в трубке: «Да, есть тут у нас один задохлик в красном ошейнике, ничего не ест, забирайте быстрей, а то сдохнет». Когда Лиечка с папой Максимом примчались в пункт передержки бродячих собак, Пунч их не узнал: у него не было ни сил, ни желания жить – дверь не открылась, зачем жить?..

Больше недели домашние по очереди на руках носили Пунча и кормили его с ложечки: Давидка после школы, мама Лена после работы, Лиечка по вечерам, свободным от армейской службы, папа Максим все пятницы и субботы по приезду с работы из Тель-Авива.

Пунч встретил нас приветливо, но без заискивания. Посмотрел в глаза, как спросил: а вы не предадите меня?

Сентябрь 2017 года