В начале 70-х прорабом строил я на Самарском разъезде в Волгограде цех по изготовлению металлоконструкций. И на том строительстве приключился с гегемоном случай, который раскрыл его, гегемона, уровень развития, а меня чуть не упек в тюрьму.
Упросил меня рабочий из бригады монтажников разрешить ему и его жене, которая работала в бригаде каменщиков, выполнить работу по изоляции швов между стеновыми панелями с оплатой отдельно от бригады, чтоб наряд выписать только на двоих, а не на бригаду. Я согласился. И был четверг, и было утро, когда я, как и положено, начал эту семью гегемонов инструктировать, как безопасно вести работы с люльки на высоте. Инструктировал дотошно. Легкотрудник Кузьмич, который оккупировал маленький столик в уголке прорабской, за время инструктажа успел вздремнуть и даже пару раз всхрапнуть.
К обеду инструктаж закончил и начал заполнять журнал, а гегемон собрался на выход. Я ему: стой, расписаться надо, а он мне:
– Давидыч, после обеда зайдём – распишемся, а то в столовке очередь будет большая.
Пускай идут, всё равно я им разрешил начать эту работу с понедельника, успеют, распишутся. Tак беззаботно и доверчиво думал я, заполняя журнал инструктажа.
После обеда навалилось: привезли арматуру не тех диаметров, что заказывал – надо было звонить снабженцам разбираться, бетон с ЖБИ запаздывал – надо было на узел звонить, из управления звонили – требовали сдать объёмы работ на следующий месяц. Глянул в окно – вижу: по площадке к прорабской бежит рабочий. У меня всё оборвалось – значит какая беда приключилась. И точно, влетает в прорабку с криком «Валёк разбился!!!» Я бегом за ним к толпе из сбегающихся рабочих.
Подбегаю. Люлька стоит на земле, а в ней этот, которого я два часа инструктировал, сидит, нечленораздельно мычит и глазами хлопает. Вытащили его из люльки, сам цел, только правая рука как-то не так висит. Посадил я его в самосвал и отправил в больницу. Спрашиваю: а что случилось-то?
– Говорят, он с крыши упал.
А это до земли больше двадцати метров. Бригадира спрашиваю:
– Ты зачем его туда послал?
– Да не посылал я его туда, он сказал, что вы разрешили.
– Ну да, – говорю, – разрешил с понедельника, а сегодня четверг.
– Он сказал, что разрешили сегодня с обеда.
Я зову его жену, её тоже Валентиной звали.
– Зачем, –спрашиваю, – вы сегодня на крышу полезли?
Она мне:
– Я его отговаривала, он слушать не стал. Раньше, говорит, начнём, раньше кончим.
– А почему, – говорю, – расписаться в журнале не зашли?
– Я говорила, давай зайдём, а он – успеем, мол, до понедельника распишемся.
– Что ж он на крыше делал? – спрашиваю.
– На другую ось люльку передвигал, – отвечает.
И начинает рассказывать, как он передвигал, а я понимаю, что он делал всё наоборот тому, о чём я ему два часа рассказывал и показывал.
– Ладно, – говорю, – хоть ты распишись за инструктаж.
Она мне:
– Без него не буду, он распишется – и я тогда распишусь.
На следующее утро поехал я в больницу проведать Валька. Выходит он ко мне своими ногами, только правая рука в гипсе впереди него на подставке торчит.
– Ну, как ты? – спрашиваю. – Я тебе вот яблок привёз.
– Да нормально, – отвечает, – вот только руку сломал.
(И это, про себя думаю я, при падении с двадцати метров – точно в рубашке родился!)
– Когда, доктора сказали, выпишут?
– Дня через два, – отвечает.
– Ну, – говорю, – выздоравливай, возвращайся, я эту работу для тебя придержу. Да, – говорю, – ты расписаться-то не зашёл. Я вот журнал захватил, распишись.
– Не буду, – так спокойно он мне отвечает.
– Так ведь я инструктировал тебя?
– Инструктировал, – отвечает.
– Ну, так и распишись!
– Если я распишусь, – говорит он также спокойно, – то стану виноватым в несчастном случае, а так...
Я не стал его дослушивать. Потом были и вызов в прокуратуру, и вопрос прокурора: скажите, как вы хотели советского рабочего убить, послав его без инструктажа работать на высоту, и бессонные ночи в ожидании очередного вызова.
Спас меня легкотрудник Кузьмич. Он обстоятельно, на трёх листах написал в прокуратуру свидетельские показания о том, как я инструктировал и почему в журнале отсутствуют подписи рабочих – такой донос наоборот, а ведь с 30-х годов и до пенсии служил он в ВОХРе в мордовских лагерях и иногда рассказывал мне о неприязни к интеллигенции.
Мне вынесли строгий выговор за отсутствие дисциплины на объекте, а уголовное дело закрыли. Через полгода этот раненный гегемон появился в прорабской.
– Давидыч, дело есть, – начал он с порога. – Мне квартиру дают, но нужна характеристика от тебя, я ж на твоём участке убился.
Так же спокойно, как он когда-то, я ответил ему:
– Характеристику не дам, а будешь настаивать – дам такую, что тебе не только квартиру не дадут, а и из управления выгонят.
Он меня на жалость:
– Давидыч, у меня двое детей маленьких.
Ну, тут уж я не выдержал:
– А ты о моих детях подумал, когда не расписался и меня под статью подводил?! А потому иди, Валя, отсюда нах..й и больше не появляйся.
Было это на четвёртом году моего прорабства, и пусть в меня бросит камень тот, кто посчитает, что я был неправ, если дочитает эту исповедь до конца.
Сентябрь 2017 года
Комментарии
Отправить комментарий