Кузьмич и КГБ (16+)

Когда мне прислали его на участок легкотрудником, ему было под семьдесят. Росту… нет, росточку он был махонького, горбонос, смугл лицом и телом щупл, я б даже сказал – тщедушен. Серая рубашка застёгнута под горло, и потёртый, послевоенный, сшитый из дорогого материала, видимо, к какому-то торжественному случаю, двубортный пиджак тоже застёгнут на все три пуговицы. Говорил тихо, ходил маленькими шажками, широко, как танцовщик, развернув ступни носками в стороны. Ведомости на выдачу складского имущества: рукавиц, гвоздей, черенков для лопат или там сварочных электродов – заполнял мелким, буковка к буковке, как солдаты в строю, аккуратным почерком. Никогда не матерился и не произносил ругательных слов. Только иногда, когда бригадиры очень уж шумно заходили в прорабскую подписать накладную, он резко вставал из-за своего маленького стола в углу и, держа руки по швам, коротко взвизгивал: «Молчать!!!» За время нашей работы вместе я видел его таким всего дважды.

Обедал он всегда в прорабской, еду приносил из дому в кастрюльке, коробочках, свёрточках. Когда мне не хотелось в обед стоять в очереди в столовую, я покупал что-нибудь в буфете, приносил в прорабскую и, доедая бутерброд с «Любительской», слушал монологи Кузьмича. В рабочее время он таких вольностей себе не позволял. В эти редкие часы Кузьмич почти всю свою биографию поведал мне – от призыва ещё в 30-х годах на службу в подразделение НКВД, направления на охрану в один из мордовских лагерей, выхода оттуда на пенсию и получения, как ветерану ГУЛАГа, квартиры на Второй Продольной около Самарского разъезда в Волгограде. Очень не любил интеллигенцию и своё отношение к ней определял одной фразой: «Ленин говорил: интеллигент – плохой человек». Меня он за интеллигенцию не считал. В его понятии начальник не мог быть интеллигентом. Начальник – это святое.

И вот однажды, когда Кузьмич принимал чего-то там на складе, в прорабскую вошёл молодой, невзрачный человек. Вошёл очень уверенно, без «разрешите войти», подошёл к столу, поздоровался, достал из внутреннего кармана красное удостоверение, раскрыл его и представился не то старшим лейтенантом, не то капитаном КГБ. Фамилию я уж и не помню. Потом состоялся такой диалог:

– У вас работает (он назвал фамилию, имя и отчество Кузьмича)?

– Да, у нас.

– Вы его хорошо знаете?

– Ну, как хорошо? Ну, знаю. А что вас интересует?

Про себя думаю: что ж там старый энквэдэшник начудил, что КГБ им заинтересовалось…

– Имеет ли он отношение к материальным ценностям и кадрам?

– Имеет. Он материальные ценности – рукавицы – кадрам выдаёт.

– Он написал письмо на центральное телевидение с просьбой дать ему возможность поздравлять советский народ с Новым годом вместо Леонида Ильича потому, что Леонида Ильича жена за столом ждёт, а он вынужден задерживаться в студии и не успевает встретить Новый год с семьёй. А также приложил стихотворный текст своего выступления. Вот, ознакомьтесь.

Я взял протянутый листок из школьной тетрадки в линейку. Там были очень пафосные стихи, прославляющие всё и вся. Я их не помню, но одна рифма врезалась в память, социализма-онанизма. Потом я говорил что-то хорошее о Кузьмиче, о его честности, принципиальности, неподкупности. А в конце не удержался и спросил:

– Как вы думаете, разрешат ему выступить?

Кагэбэшник попрощался и ушёл, а я подумал: «Одна неудачная рифма такое хорошее дело погубила!»

Сентябрь 2017 года