Здравствуйте, друзья! Вы, действительно, мои друзья, хотя со многими из Вас я могу быть знакома только заочно. Ведь вы читаете мои публикации, значит, вам интересно то же, что и мне. А для мня это дорогого стоит. Знаете, что меня более всего поразило в творчестве Кафки? То, что такой эпатажный и амбициозный человек не захотел оставить свои творения миру. В русской литературе есть более эпатажные творцы. Они совершили революцию мысли. Революцию слова. 19 июля исполняется 130 лет со дня рождения такого гения. Это Владимир Маяковский.
Советской школьной программой и официальным литературоведением он был приговорён к забвению и отвращению к его творчеству сразу после выпускных экзаменов. Но приговор в исполнение привести не удалось. И мы, «товарищи потомки», вновь и вновь открываем для себя «агитатора, горлана-главаря». Который мог быть безукоризненно нежным: «не мужчина, а – облако в штанах!». Название этой поэмы в 1915 году скандализировало и эпатировало приличное русское общество. Драматург Николай Погодин в своей пьесе «Кремлёвские куранты» рассказывает об этом:
«Д а м а с в я з а н ь е м. А наш Володька сделался футуристом. Теперь он целые дни читает какое-то ужасное "Облако в штанах".
З а б е л и н а. Что-о? Облако и... в штанах? Неужели могут быть такие стихи?
Д а м а с в я з а н ь е м. У них это называется поэмой. Володька всех уверяет, что это величайшее произведение. Я вам не могу передать, до какой степени оно неприлично! Там автор от первого лица предлагает женщине невозможные вещи.
О п т и м и с т. А Пушкин не предлагает? Тоже предлагал.
Д а м а с в я з а н ь е м. Пушкин предлагал в рамках светского приличия, а Маяковский – бестактно».
Что тут можно сказать? Пожалуй, только то, что во всей лирической поэзии «про это» мужчина предлагает женщине «невозможные вещи». Самое невозможное – это любовь.
Слова могли быть разные – суть одна. Как об этом сказал «певец кипяченой и ярый враг воды сырой». Причём, кстати, кипячёная вода? Агитатор, горлан-главарь доводил до исступления окружающих, когда, прежде, чем прикоснуться к дверной ручке, обворачивал её белоснежным носовым платком. В ресторане и в гостях за столом просматривал на просвет стаканы и протирал опять же белоснежным платком столовые приборы, воду соответственно пил только кипячёную. А покупая дамам цветы, интересовался, здоров ли цветочник? Не кашляет ли? Не чихает ли? Эта фобия пришла из детства. Отец Маяковского умер от сепсиса, уколовшись иголкой для сшивания бумаг. С тех пор Маяковский ненавидел иголки и булавки. Были ещё две фобии. В шестнадцать лет его арестовали за политику, и он одиннадцать месяцев просидел в одиночной камере. С тех пор не выносил одиночества и замкнутого пространства. Ещё панически боялся бедности. Высмеивая мещанство, культ потребительства, сам стремился хорошо зарабатывать, а для этого нужно было стать знаменитым. Это тоже из детства. После смерти отца, интеллигентное семейство не просто испытывало нужду, а оказалось в полной нищете. Не только нечем оплатить учёбу в гимназии, а в прямом смысле, нечего обуть и надеть, чтоб выйти из дома. Иван Бунин, яро ненавидевший Маяковского, в эмиграции с удовольствием вспоминал, что в гимназии у того была кличка «Полифем Идиотыч». Действительно, учителя и одноклассники отторгали подростка с девиантным поведением, его вызов благополучным и обеспеченным. Этот вызов позже вылился в его четыре крика: «Долой вашу любовь», «долой ваше искусство», «долой ваш строй», «долой вашу религию». Эти четыре крика и воплотились позже в четыре части поэмы «Облако в штанах».
Поэма, ставшая манифестом футуризма, – по сути самая обыкновенная история несчастной любви. Отказ женщины, в которую угораздило влюбиться, сродни мировой катастрофе. Маяковский называл эту поэму трагедией.
У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду – красивый,
двадцатидвухлетний.
Что такое двадцать два года? Нежность? Скорее бешеная страсть! Любовь сродни болезни, от которой можно умереть, пожару, в котором легко сгореть дотла, безумию, которое заставляет восстать и поднять руку на Бога.
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Что может быть важного в этой жизни, если она не пришла на свидание? А потом и вовсе заявила, что выходит замуж!!! Никто так, как двадцатидвухлетний Маяковский, не сумел передать, что чувствует человек, который ждёт, и не хочет понять очевидное: его не любят, к нему не придут:
«Приду в четыре», – сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.
Потом одна из самых ярких метафор про нервы, которые один за другим начинают спрыгивать «как больной с кровати», и вот они уже скачут, беснуются. Человек уже себе не хозяин, даже если он внешне спокоен, им владеет только одна мысль:
Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть», –
а я одно видел:
вы – Джоконда,
которую надо украсть!
Что такое потом рассуждение об искусстве, о человеке, который может держать на ладони весь мир, который сам создаёт и мир, и искусство, и Бога, и даже способен создать новый Рай на земле? Важно ли всё это, если она не любит, не пришла?
Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова, –
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!
Вся поэма пронизана болью и фантастическим мастерством рассказать об этой боли. Слово «больно» звучит в ней постоянно. Когда читаешь строки Маяковского, иначе начинает стучать пульс. Метафоры, новаторство, художественные особенности, рифмы, ритм…– всего этого не видишь, как не видишь мазки кисти на картинах Леонардо да Винчи, не думаешь, как он при помощи света и тени, перспективы создал шедевр, а просто чувствуешь взгляд живых глаз, которые смотрят на тебя с полотна, будто нет столетий между тобой и картиной.
Маяковский, несомненно, мог сказать о себе:
Эй, вы!
Небо!
Снимите шляпу!
Я иду!
Сомневаетесь? Прочтите его поэму «Облако в штанах»!
Ольга Кузьмина. 17 июля 2023 года