Владимир Сорокин. "Метель"

Вместо эпиграфа хотелось бы привести строчки из некогда популярной песенки: «Это в городе тепло и сыро, а за городом зима, зима, зима…» Мы, жители больших городов, уже забыли, что такое метель и чем опасна она в бескрайних российских полях.

Владимир Сорокин, ранее известный как писатель-концептуалист и «деконструктор» российской прозы, ныне перешёл к более-менее традиционным формам литературы. Действие повести «Метель» происходит в той же реальности, что недавние антиутопические книги Сорокина «День опричника» и «Сахарный Кремль». Недалёкое будущее, в России снова правит царь, из языка изгнаны все иноязычные заимствования, а из быта – иностранные изобретения, в итоге XXI век больше похож на век XIX. Нефть кончилась, поэтому люди ездят на телегах и санях. Именно такое, санное, путешествие предстоит доктору, который везёт вакцину в охваченную эпидемией глухую деревушку. (Тут можно вспомнить ещё одну песню: «Доктор едет, едет сквозь снежную равнину…») Но на пути лекаря встаёт стихия…

С одной стороны, перед нами хорошо написанная сюжетная проза: следить за опасными приключениями доктора по-настоящему интересно. С другой, Владимир Сорокин продолжает свои литературные игры. Название повести отсылает к Пушкину, неслучайна и фамилия доктора – Гарин. При желании можно вытянуть целую цепочку рассуждений: инженер Гарин – яркий представитель российской интеллигенции, которая периодически напоминает о себе, изобретая разные гиперболоиды и прочие опасные вещи. У Сорокина доктор – как раз такой интеллигент. У него постоянно меняется настроение, он поддаётся сиюминутным страстям (в одном из эпизодов книги он вступает в связь с чужой женой, в другой – тратит последние деньги на наркотики), не переставая считать себя солью земли. Не таков Перхуша, мужик, везущий «дохтура» на своём экипаже-«самокате», он всегда одинаков: глуповат, бесконечно добр, незамысловат. Взаимодействие интеллигенции и простонародья – ещё одна тема книги.

Язык повести имитирует русскую классическую прозу, но этим приёмом Сорокин успешно пользуется на протяжении всей своей писательской карьеры: сперва читатель узнаёт время и место действия, а также стиль, а потом с удивлением понимает, что действие происходит в какой-то иной вселенной. Взять хотя бы рассказ Сорокина, написанный в стиле Платонова, действие происходит во время революции, единственное отличие от нашей реальности: персонажи рассказа передвигаются на ломтевозах – своеобразных паровозах, которые работают не на угле, а на ломтях вяленого человеческого мяса. (Если в этом месте вас передёрнуло, спешу заверить, что у Сорокина бывало и похлеще.)

Где-то автор пересказывает сон или наркотические галлюцинации героев – эти страницы трудно читать, так как они представляют собой бредовый поток слов. Временами даже кажется, что они добавлены в небольшую повесть для раздутия объёма. Но в целом вещица хороша тем, что не успевает надоесть. Настоящему поклоннику Владимира Сорокина (мне, например) в этой повести просто нечего ловить. Здесь всё уже знакомо, всё уже читано много раз: появляются и «живородящие ткани», и красочные сцены употребления наркотиков, и горячо любимые Сорокиным китайцы. Пожалуй, порекомендовал бы эту книгу тем, кто ещё не читал из Сорокина вообще ничего: начать, так сказать, с конца, с самого последнего произведения, а потом так и читать книги Сорокина в обратном порядке, постепенно наблюдая, как тексты становятся всё более трудночитаемыми, а количество всякой «чернухи» и нарочито эпатажных сцен возрастает. «Метель» в этом смысле вполне безобидна.

Андрей Кузечкин. 20 сентября 2011 года