Умер пирог с капустой.
Только вынули его из духовки, а он весь побледнел. «Ах, — говорит, — помираю». И все тут. Лежит, не шевелится.
Собрались вокруг доктора, стали думать.
Один доктор говорит: «Нужно больному горчичники поставить».
Другой говорит: «Нужно поставить клизму».
Третий слабительное прописал.
А четвертый доктор оказался хирургом. Вынул свой скальпель и чуть было не отрезал кусок пирога. Ему по рукам дали: не лезь раньше времени.
А пирог уже и не дышит. И пульса в нем нет.
Умер пирог.
Повезли его на машине — и не на скорой помощи, а на милицейской машине с мигалками и сиреной, чтоб быстрее. Едут быстро, а куда ехать, не знают. Один доктор говорит: «В морг». Другой: «В реанимацию». Один: «В морг». Другой: «В реанимацию». «В морг, — говорит хирург, — обязательно в морг». И скальпель свой уже достает из кармана.
Но привезли все-таки не в морг, а в реанимацию. А в реанимации сидит свой доктор: в очках и с бородкой. И говорит он: «Это не простая смерть у вашего пациента, а клиническая. Поэтому дело поправимое». Достал свой большой шприц и сделал пирогу укол в мягкое место. Пирог пошевелился, вздохнул, глаза открыл, спрашивает: «Где это я?»
«Будет жить», — сказал доктор с бородкой. А хирург опять достает свой скальпель, спрашивает: «Теперь-то уж можно?». Ему по рукам дали, повезли пирог обратно на той же машине с мигалками и сиреной. Быстро ехали и к ужину как раз успели.
Положили пирог на блюдо. Поставили на стол. На восемь частей разрезали. Каждому — по куску, а мальчику Леше — самый большой.