Александр Галич. "Матросская тишина"

Здравствуйте, друзья! Согласитесь, что Сюзанна Симонен, героиня романа Дени Дидро «Монахиня», продолжает галерею восхитительных женских образов мировой литературы: Анна Каренина, Кармен – непостижимый, загадочный мир женщин. Сегодня наша встреча по другому поводу.

20 октября 1918 года в семье Арона и Фейги Гинзбургов родился мальчик, которого в честь Пушкина назвали Александром. Сашин день рождения отмечали не 20, а 19 октября, эта дата – день открытия Царскосельского лицея – в семье Гинсбургов была священна. В Москве семья поселилась в Кривоколенном переулке, в доме, некогда принадлежавшем поэту Веневитинову, где Пушкин впервые прочёл своего «Бориса Годунова». По инициативе старшего брата отца – литературоведа Льва Гинзбурга ежегодно в этот день в их квартире собирались артисты МХАТа и читали отрывки из «Бориса Годунова». Судьба Александра Гинзбурга была предопределена. Он поступил в литературный институт. Но стать известным ему было суждено не под этой фамилией. После войны он поменял отчество на Аркадьевич, а фамилию создал из первых букв фамилии, имени и отчества. Гинзбург – Г, Александр – ал, Аркадьевич – ич. Всё же, Галич звучало не так нарочито, как Гинзбург.

До определённого момента Александр считал, что в Советском Союзе не может быть антисемитизма. Но в 1946 году, когда он решил доучиться и получить высшее образование в Высшей дипломатической школе при Наркомате иностранных дел, документы у него не приняли, объяснили прямо, без обиняков: «Людей Вашей национальности сюда не берём!». Потом был 1948 год, борьба с «безродными космополитами», гибель Соломона Михоэлса, которая потрясла Александра. Тогда фамилию поменял не он один. Творческий псевдоним принёс ему удачу. Фильмы по его сценариям полюбила вся страна. И сегодня «Верные друзья», «Вас вызывает Таймыр» можно смотреть бесконечно, они согревают добрым юмором, душевностью и мастерством без штампов и лозунгов.

Галич стал членом Союза писателей и Союза кинематографистов. Для многих осталось загадкой, почему человек со столь успешной творческой биографией вдруг рассорился с Советской властью и вступил на зыбкий путь диссидентства. Писатель и драматург начал создавать стихи и песни. Жанр бардовской, точнее, авторской песни в России существовал задолго до Высоцкого, Окуджавы и Галича. Немногое из этого творчества вписывалось в официальную концепцию советской массовой культуры. Да и писались эти песни не для концертов в Колонном зале и даже не для исполнения по радио, на телевидении. Их пели у костра под гитару, в узком кругу на квартирниках, записывали на магнитофонные бабины. Некоторым творениям везло: их включали в спектакли и кинофильмы для создания определенного типажа: «По тундре, по железной дороге…», «Постой паровоз, не стучите колёса…», «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок…». Высоцкий с удовольствием писал свои «зонги» для театра на Таганке. Леонид Филатов популярность актёра успешно совмещал с поэтической деятельностью. Творчество Галича было другим. Сталинские репрессии, стукачи и предатели, несвобода личности. Об этом после 20 съезда говорить было вроде бы уже можно. Но! Не во весь голос и не везде, и не всегда. А после 1968 года, ввода Советских войск в Чехословакию и вовсе стоило помолчать. А Галич продолжал петь свой «Старательский вальсок»:

Вот так просто попасть в богачи,
Вот так просто попасть в первачи,
Вот так просто попасть в — палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!

Его творчество не всегда вызывало восторг даже у единомышленников. Ему ехидно замечали: «Как можно петь о лагерях в замшевом пиджаке? Что может знать о зоне тот, кто этого не нюхал?». Лагерная тема и блатная лексика раздражали собратьев по перу. Евгений Евтушенко в начале 60-х написал: «Интеллигенция поет блатные песни,… поют, как будто общий уговор у них, или как будто все из уголовников…». Песни у Галича были не только про лагеря. Он создавал остросоциальные зарисовки и бытовые драмы. Слушателям полюбился «Городской романс», песня, которую все называли «Тонька». Незамысловатая история о том, как простой паренёк бросил свою невесту, женился по расчёту на дочке начальника, теперь живёт в роскоши, но не может забыть свою билетёршу из «Титаника», звонит ей, а она трубку вешает, потому что «не предавшая и не простившая».

Считается, что официальное преследование Галича началось в 1968 после выступления на бардовском фестивале в Новосибирске, где он исполнил песню «Памяти Пастернака». Собственно, а чего было ждать? Что дадут орден или Госпремию? Когда переходишь улицу на красный свет, будь готов быть сбитым потоком машин.

Его пьеса «Матросская тишина» тоже была своего рода переходом улицы на красный свет. Он задумал её в конце войны. В 1956 году на фоне Хрущёвской оттепели её начали репетировать в «Современнике». Потом сняли с репертуара. Нет, не запретили. Просто не разрешили к показу. Зачем обострять, запрещать? Просто не пустить к зрителю – и всё! Репертуарной комиссии не понравилось, что в пьесе слишком много евреев. Что за тема вообще? В Великой Отечественной войне гибли не только евреи! Да, тема тогда была более чем немодная. В маленьком провинциальном городишке Тульчине живет Абрам Шварц, он, кладовщик, подворовывает. Нормально! Ещё выпивает. А это уже странно для еврея! Ещё он терроризирует своего сына Давида, заставляет играть на скрипке:

«Я же целый день как белка в колесе верчусь на своем товарном складе – вешаю гвозди и отпускаю гвозди, принимаю мыло и отпускаю мыло, и выписываю накладные, и ругаюсь с поставщиками… Но в голове у меня не мыло, и не гвозди, и не поставщики! Я выписываю накладные и думаю… Знаешь, о чем? (Взмахнул руками.) Большой, большой зал… Горит свет, и сидят всякие красивые женщины и мужчины, и смотрят на сцену… И вот объявляют – Давид Шварц – и ты выходишь и начинаешь играть! Ты играешь им мазурку Венявского, и еще, и еще, и еще… И они все хлопают и кричат: браво, Давид Шварц, – и посылают тебе цветы и просят, чтобы ты играл снова, опять и опять! И вот тогда ты вспомнишь про меня! Тогда ты непременно вспомнишь про меня! И ты скажешь этим людям – это мой папа сделал из меня то, что я есть! Мой папа из маленького города Тульчина! Он был пьяница и жулик, мой папа, но он хотел, чтобы кровь его, чтобы сын его – узнал, с чем кушают счастье!».

Давид узнал бы, «с чем кушают счастье!», но когда есть такой папа, никаких врагов не надо! Папа явился навестить сына в город Ленинград, где тот учился и готовился участвовать в конкурсе скрипачей. Своей неуместной болтовнёй Абрам подставил сына. Триумф Давида не состоялся. Всё же, как отец, Абрам на высоте. Пусть неумело, неправильно, но свою жизнь он посвятил своему мальчику. А сын? Ненавистная скрипка для Давида – единственный способ выбиться из жалкого прозябания в провинции. Он сбежал из Тульчина в Ленинград, где есть улица с манящим названием Матросская тишина. Сто́ит ли напомнить то, что и так многим известно: на этой улице тюрьма, следственный изолятор, что носит такое же название и за свою двухвековую историю повидал многих именитых заключённых. Но для Давида эта улица – символ свободы, избавления от своего провинциального прошлого, от непрезентабельных земляков, с которыми он не желает иметь ничего общего, с отцом, в том числе. Об отце он вспоминает лишь с возмущением, «почему он денег не шлёт?». Абрам мечтал о встрече со взрослым сыном и привёз ему накопленные деньги. Встреча закончилась плохо, но деньги он оставил. Точку ставит война. Тяжело раненный Давид в бреду видит Абрама, которого фашисты убили в лагере, и понимает, насколько сильно любил его отец.

А была бы эта пьеса столь острой, вызвала бы такое осторожное неприятие со стороны «молчальников», что вышли в начальники, если бы Галич дал своим героям имена, скажем, Михаил? Иван? А фамилию дал бы не Шварц, а Сидоров? Сидоренко? Сидорчук? И Сидоровы, и Петренко, и Шварцы, и Гуревичи гибли на фронте, в тылу, в фашистских концлагерях. Но это была бы другая пьеса. У неё была бы другая судьба. «Матросскую тишину» Галича поставили в «Современнике» в 1988 году. Она до сих пор не сходит со сцены. Потом был фильм «Папа» (2004). И фильм, и пьеса получили предсказуемый успех.

Галичу этого не дано было узнать. Он умер 15 декабря в 1974 году на чужбине, в Париже. Смерть была странной, как и отъезд. Друзьям он признался, что уезжает не добровольно, его вынуждают. До этого он часто бывал за границей, в составе очень представительных делегаций. Мог остаться, но всегда возвращался. В последние годы за границу не выпускали, но настойчиво предлагали покинуть страну по Израильской визе. Нельзя было допустить никакого громкого скандала, просьбы о политическом убежище оппозиционного писателя! Еврей Гинзбург должен затеряться среди толпы репатриантов, заявления на выезд которых лежали в ОВИРе. Когда давление дошло до края, он уступил.

Прочтите пьесу Галича «Матросская тишина». Она не о евреях, не о русских, не об украинцах и даже не о войне. Она о любви, о счастье жизни, о счастье быть отцом, видеть своего сына счастливым, о вечном, о том, от чего нельзя отречься ни при каких обстоятельствах.

Ольга Кузьмина. 23 октября 2023 года