Антон Чехов. "Дама с собачкой"

«Мимо всей этой скучной, серой толпы бессильных людей прошел большой, умный, ко всему внимательный человек, посмотрел он на этих скучных жителей своей родины и с грустной улыбкой, тоном мягкого, но глубокого упрека, с безнадежной тоской на лице и в груди, красивым искренним голосом сказал:
– Скверно вы живете, господа!»

Эти слова вполне можно бы отнести к Джонатану Свифту, но сказал их Горький о другом большом писателе – Антоне Павловиче Чехове. Как и Свифт, он показал нам людей-лилипутов и людей-великанов, отвратительных еху, пустых мечтателей, похожих на инопланетян, которых мало волнует судьба Родины, ведь они живут на летающем острове! Но нам с вами это ближе, потому что Чехов жил в России и писал о России.

«Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем... Если бы знать, если бы знать!» Чехова всегда волновал вопрос, почему человек так много страдает? Ответ: «Потому что мы – русские, а у России особая судьба, русский человек всегда много страдает!» – его не устраивал. Он мучительно искал ответ на этот вопрос, поэтому о весёлом и смешном всегда говорил с грустной иронией, а о печальном – грустно улыбаясь. Наверное, поэтому в его пьесах часто некстати, на первый взгляд, в самый неподходящий момент, играет музыка.

А давайте перечитаем Чехова! Именно перечитаем, то есть откроем заново, потому что вы, конечно, скажете: да, читали мы! Читали! Даже любили этого писателя в школе! Потому что рассказы у него коротенькие. Это не «Война и мир!»

Да, он не писал романов. Самые длинные его пьесы – чуть больше шестидесяти страниц, и не всем читателям нравятся. Пьесы короткие, а монологи героев – длинные, и непонятно, о чём говорят, повторяют одно и то же, а иногда – полную ерунду! А ведь именно так же реагировали зрители на пьесы Чехова сто двадцать лет назад: «Люди, львы, орлы и куропатки…» – это не чайка! Это дичь!

А ведь, кажется, Чехов нашёл ответ на вопрос, почему человек страдает. Потому что его не слышат, не слушают. Вот он и дал возможность своим героям высказаться и быть услышанными. А это непросто – на шестидесяти страницах, особенно если твои слова постоянно заглушает музыка.

А ведь и в жизни мы не можем пробиться со своими мыслями, чувствами, словами через грохот феерического шоу, ежедневного карнавала, показного веселья мира потребления. Остановимся. Послушаем. Прочитаем.

«Дама с собачкой» – это даже не шестьдесят страниц, а шестнадцать. Рассказ для взрослых. И история очень взрослая.

Женатый мужчина на курорте, в Ялте, знакомится с замужней женщиной и естественно… Естественно?

Да, со времён Чехова курортные романы мало чем изменились. Супружеская измена на отдыхе, на юге – не в счёт! Обязательный атрибут, дежурное блюдо в меню. Проходят столетья, а мужчина и женщина говорят друг другу одни и те же слова

«– Нехорошо, – сказала она. – Вы же первый меня не уважаете теперь. <…>

– Отчего бы я мог перестать уважать тебя? – спросил Гуров. – Ты сама не знаешь, что говоришь».

Потом заканчивается курортный сезон, и они уезжают в свои города, к своим мужьям, жёнам, детям. Расстаются навсегда, с грустью и сожалением, но без боли и страданий. Но бывает в одном случае из десяти, а, может, из ста, что «одна короткая встреча затянулась на несколько лет». Тогда, сто лет назад, и сегодня – одно и то же: поезда, гостиницы, письма «до востребования», короткие свидания.

«Потом они долго советовались, говорили о том, как избавить себя от необходимости прятаться, обманывать, жить в разных городах, не видеться подолгу. Как освободиться от этих невыносимых пут?

– Как? Как? – спрашивал он, хватая себя за голову. – Как?

И казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается».

«Какая заурядная и пошлая история! – скажет тот, кто услышит «Даму с собачкой» в пересказе.

А ведь Чеховский герой – Дмитрий Дмитриевич Гуров думает почти так же: «Разве он любил тогда? Разве было что-нибудь красивое, поэтическое, или поучительное, или просто интересное в его отношениях к Анне Сергеевне?»

А почему, собственно, литературное произведение должно быть поучительным? Разве нас мало поучают? Было бы смешно думать, что Антон Павлович Чехов поставил задачу – строго предупредить своих читателей: «Никогда не делайте так, как Гуров, не изменяйте жене! А если полюбили, разводитесь, вступайте в новый брак, иначе будете страдать!»

Помните, как в пьесе Е. Шварца Волшебник говорит своей жене:

«Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я волшебник. И я взял и собрал людей и перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала. Вот как я тебя люблю. Одни, правда, работали лучше, другие хуже, но я уже успел привыкнуть к ним. Не зачеркивать же! Не слова – люди…»

Чехов, несмотря на свою ироничность, умел говорить с читателями о любви: «Анна Сергеевна не снилась ему, а шла за ним всюду, как тень, и следила за ним. Закрывши глаза, он видел ее, как живую, и она казалась красивее, моложе, нежнее, чем была; и сам он казался себе лучше, чем был тогда, в Ялте. Она по вечерам глядела на него из книжного шкапа, из камина, из угла, он слышал ее дыхание, ласковый шорох ее одежды. На улице он провожал взглядом женщин, искал, нет ли похожей на нее…».

Чехов понял и попытался объяснить нам, своим читателям, почему люди несчастны, почему страдают. Потому что их не слышат, не слушают: им не с кем поделиться своими страданиями: «Ненужные дела и разговоры всё об одном отхватывают на свою долю лучшую часть времени, лучшие силы, и в конце концов остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах!».

Гуров также несчастен: «И уже томило сильное желание поделиться с кем-нибудь своими воспоминаниями. Но дома нельзя было говорить о своей любви, а вне дома – не с кем. Не с жильцами же и не в банке. И о чем говорить? <…>

Однажды ночью, выходя из Докторского клуба со своим партнером, чиновником, он не удержался и сказал:

– Если б вы знали, с какой очаровательной женщиной я познакомился в Ялте!

Чиновник сел в сани и поехал, но вдруг обернулся и окликнул:

– Дмитрий Дмитрич!

– Что?

– А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!»

О чём ещё стоит сказать? Что Систему Станиславского придумал не Константин Сергеевич Станиславский, а Антон Павлович Чехов. Это он на репетициях «Чайки» пытался объяснить актёрам, что на сцене нужно не играть, а жить жизнью своих героев, которые, в сущности, самые обычные люди, такие же, что сидят в зале.

А разве это интересно? Да! Человеку всегда более всего интересен он сам! Поэтому дать ему высказаться, выслушать его всегда важнее, чем поучать и давать советы. Чехов рассказывал нам обыкновенные истории об обыкновенных людях, чтобы мы смеялись и плакали, так давайте научимся слушать и слышать, сочувствовать: «Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой красивой, успокоенный и очарованный ввиду этой сказочной обстановки – моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве».

Этот рассказ Чехова экранизирован на киностудии «Ленфильм» режиссёром Иосифом Хейфицем в 1960 году.

Ольга Кузьмина. 23 января 2017 года