Дмитрий Быков. "Июнь"

Прочитав всего лишь два романа Дмитрия Быкова, вынужден сообщить, что адекватно оценить творчество великого литературоведа и интеллектуала может лишь другой великий литературовед и интеллектуал, каковой степени просветления автор этой рецензии ещё не достиг. То есть, простой читатель вроде меня за деревьями не увидит леса – будет наслаждаться языком, развитием сюжета и смутно догадываться, что книга на самом деле вовсе не об этом...

Итак, "Июнь" (кстати, прочитанный мной в июне). Главный герой первой части этого романа – студент-поэт Миша Гвирцман, по воле обстоятельств отчисленный из университета с позором. Миша устраивается работать санитаром в обычную больницу, чтобы нюхнуть жизни, параллельно посещает литературное объединение, заводит отношения сразу с двумя девушками и активно осмысляет окружающую его действительность, пропитанную ощущением надвигающейся катастрофы.

...То, что здесь всё не так просто, как может показаться, становится ясно сразу же. Бросается в глаза огромное количество цитат и отсылок, приведённых в тексте без кавычек и упоминания авторов. "Победили смерть неизвестным науке способом" – это из Хармса, "Телемская обитель" – из Рабле. А сколько ещё таких цитат рассыпано по всему роману? И сколько потаённых смыслов я упустил по незнанию?..

Вторая часть романа (что по размерам меньше предыдущей) рассказывает уже со всем о другом персонаже – зрелом журналисте Борисе Гордоне, который в личной жизни исповедует идеологию свободных отношений, для творческой элиты того времени (да любого времени) – обычное явление. Как и Миша, Борис разрывается между двумя дамами, что приводит всех троих к закономерному трагическому итогу.

Третья часть (ещё меньше) повествует о полубезумном писателе, что придумал использовать художественный текст как идеологическое оружие, с помощью зашифрованных в нём посланий. Попутно выясняется, почему роман "Июнь" так странно устроен – части разного размера, разные герои – и намекается, что и само это произведение таит в себе некий секретный код, почти как "код Да Винчи", только "код Быкова". И вроде бы надо перечитать всё с самого начала и разгадать это послание, но... с тем же успехом Дмитрий Львович мог просто посмеяться над читателями, подбросив им фальшивую наживку.

Все эти тончайшие литературные игры не отменяют факта, что "Июнь" работает и просто как весьма интересное воспроизведение жизни творческой интеллигенции (причём известной национальности, той самой, на которую все шишки сыплются) накануне Великой Отечественной войны. Некоторые рецензенты нашли героев романа отвратительными – они, герои, как и положено креативному классу, подчёркнуто существуют вне всякой системы, в том числе – и вне ханжеской советской морали (именно поэтому возрастное ограничение романа – 18+). Другие критики, оппозиционного толка, усмотрели сходство между настроениями в советском обществе конца 30-х годов и в российском – в наши дни. Но на мой скромный взгляд, "Июнь" невозможно истолковать однозначно. Как существует "музыка для музыкантов" (слишком хитро устроенная, чтобы её мог оценить простой слушатель), так есть и "книги для писателей". В данном случае – пожалуй что для писателя (в единственном числе). То есть, самого гениального автора.

Андрей Кузечкин. 1 июля 2020 года